Избранное в 2 томах. Том 2
Шрифт:
Они выпили, и мать пригубила свою рюмку.
— Вы пьете ром, панна Ольга? — спросил Пахол.
— Я так давно не пила и не думала о том, что на свете есть вина…
— В таком случае, — сказал Пахол, — мы допьем с вами все, что у нас есть.
Они сели с Ольгой за стол, друг против друга, и Пахол опять наполнил рюмки.
— Расскажите мне о ваших детях и жене, Ян, — попросила Ольга.
Пахол побледнел и примолк. Потом он сказал вполголоса:
— Я их люблю, панна Ольга, моих детей и мою жену. Ее зовут Маричка. — Ему нечего
— За Новый год в Москве, — сказала Ольга.
Они чокнулись.
Так начался новый год. А начинался это только сорок второй год.
В среду, в новогодний вечер, вдруг раздался громкий стук в дверь.
Это был резкий, властный стук, — так не стучали соседи, так не стучал дворник, так не стучал Пахол. Да и Пахол был дома, — он отвез своего начальника в офицерское кафе на вечер и теперь был свободен до поздней ночи. Стук тотчас повторился. Так могли стучать только гитлеровцы.
Ольга бросилась было к двери, но Пахол опередил ее:
— С вашего позволения, панна Ольга, это уж разрешите мне.
Ольга отступила в темноту передней, и Пахол подошел к двери.
— Вер ист да? — спросил он.
— Махт ауф! — послышалось из-за двери.
Пахол на мгновение заколебался, но затем повернул ключ и отворил дверь.
Он тотчас сделал шаг в сторону, пристукнул каблуками и вытянулся в струнку.
На пороге стоял офицер в длинном плаще с меховым воротником. Офицер перешагнул через порог и вошел в переднюю.
Сердце у Ольги похолодело. Как ни темно было в передней, она сразу узнала стройную, осанистую фигуру. Это был майор Фогельзингер.
Но майор еще не заметил Ольги, — она стояла в тени.
— Кто ты? — спросил майор у Пахола.
Пахол громко отрапортовал: шофер резервкоманды 109-А, Ян Пахол, здесь на постое.
— Имя хозяйки? Басаман Ольга?
Пахол снова на мгновение заколебался.
— Дома она? — спросил майор, не ожидая ответа.
Ольга вышла из тени.
— Я здесь, господин майор. Добрый вечер.
— Простите, — сказал майор и быстро прошел через переднюю к Ольге. Он прихрамывал на левую ногу, — Ольга заметила это только сейчас. Она еще не видела, как он ходит.
Майор остановился перед Ольгой и откозырял.
— Добрый вечер. Поздравляю вас с Новым годом, фрау Басаман.
Затем он снял фуражку, переложил ее в левую руку и всем корпусом подался слегка вперед — к Ольге. Ольга поняла, — майор ждет, чтобы она подала ему руку. И это надо было сделать, — этого требовали элементарные правила приличия. Но Ольга не могла подать майору руку, — майор был враг. И все же она сделала движение, и майор ловко подхватил ее руку. Точным мужским жестом майор — он был элегантен, но в меру, без кавалерских ухваток в обращении — слегка пожал холодную руку Ольги и мягким, красивым движением поднес ее к губам. Он только коснулся, — почти не коснулся, — губами кончиков пальцев
Пахол стоял у двери навытяжку, отставив локти по-немецки, голову откинув назад, рыжие усики топорщились у него на короткой губе.
— Я приехал поздравить вас с первым днем нового года, — любезно сказал майор, слегка склонив голову, — и пожелать вам счастья в новом году. Прошу извинить меня за то, что я позволил себе навестить вас в такой поздний час, но днем мне помешали дела. Очень прошу извинить меня.
Он опять остановился, как бы выжидая.
Надо было что-нибудь ответить, и Ольга тихо произнесла:
— Благодарю вас.
Майор стоял в ожидании, и Ольга растерялась, сердце ее тревожно забилось. Надо пригласить его в комнату, — нельзя же стоять в передней. Но Ольга не могла шевельнуть губами, слова не могла выговорить: они жили теперь все в одной комнате, там было не убрано, там лежала больная мать, да и не хотела Ольга приглашать к себе в комнату врага. Пусть заходит сам, — у него неограниченные права завоевателя и насильника.
Но майор все ждал, и Ольга пересилила себя.
— Благодарю вас, господин майор, — сказала Ольга, — вы очень любезны. Мне следовало бы пригласить нас в комнату, но мы, простите, живем тесно, у нас постой, мама лежит, она тяжело больна, и дети уже спят.
Это была слишком длинная речь, — Ольга едва не захлебнулась, пока договорила, — но у нее хватило самообладания, и голос ее до конца был ровен и спокоен.
— О! — сказал майор и еще раз вежливо поклонился. — Ни в коем случае не надо беспокоить вашу матушку и ваших детей. Как здоровье вашей уважаемой матушки?
— Ей худо.
— Не прислать ли к ней врача?
— Нет, спасибо. Врач у нее был. Врач бывает постоянно.
— Может, вам, фрау Ольга, негде достать для матушки лекарства?
— Спасибо, — сказала Ольга, — у меня есть все.
Это была неправда, уже давно Ольга не могла достать для матери понтапон, единственное средство, успокаивавшее страшные боли; но даже в этом случае она не могла воспользоваться услугами офицера гитлеровской армии.
Майор подождал минутку, не скажет ли Ольга еще чего-нибудь, он ждал, вежливо склонившись, но Ольга молчала. Они стояли друг против друга в полумраке передней, это было неудобно, но Ольга ничего не могла поделать. Пахол, стоя навытяжку, замер у порога. Майор не обращал на него внимания.
Не дождавшись новых речей от Ольги, майор сказал:
— Мне очень жаль, фрау Ольга, что вам так трудно живется, и я был бы счастлив хоть немного развлечь вас. Я предложил бы вам провести два-три часа в нашем офицерском казино, но не могу решиться, ведь вы, фрау Ольга, не сможете оставить больную матушку?
Это был вопрос, и Ольга поторопилась ответить:
— Нет, нет, я вам очень благодарна, господин майор, я вообще живу очень скромно и никуда не хожу.
Майор поклонился.