Избранное в двух томах. Том 2
Шрифт:
минуты к минуте!
Лихорадочно осмотревшись, я обнаружил еще одну яркую точку в скрещении
прожекторных лучей, образующих на этот раз не наклонную, а стройную, вытянутую вертикально вверх пирамиду. Скорее туда!. Раза два моя машина
попадала под слепящий световой удар прожектора. Это действительно
воспринималось как физический удар — с такой силой действовал на глаза свет, особенно по контрасту с тьмой, в которой самолет был всего секунду назад.
Рефлекторно каждый раз
управления, отвешивал энергичный поклон внутрь кабины. И эта инстинктивная
реакция оказалась вполне правильной (едва ли не первым правильным моим
действием в эту ночь, если не считать разве что взлета по звезде): вынырнув
через несколько секунд из кабины,
42
я неизменно обнаруживал, что снова нахожусь в темноте. Молодцы
прожектористы — мгновенно опознавали свой самолет и выпускали его из луча.
Свое дело они знали!
Кажется, ничто больше не мешает мне атаковать фашиста.
Но стоило этой мысли мелькнуть в моем сознании, как вокруг вспыхнуло
несколько огненных шаров. Машину резко тряхнуло. Погаснув, огненные
вспышки превращались в чернильно-черные, просматривающиеся даже на фоне
окружающей мглы облачка. Врезавшись в одно из них, я почувствовал резкий
пороховой запах («вот оно, откуда пошло выражение: понюхать пороха!»). . И
тут же рядом рванула новая порция сверкающих шаров.. Понятно: попал под
огонь своей зенитной артиллерии! Не знаю уж, как это получилось — то ли я
просто сам залез в заградительный огонь, то ли кто-то из артиллеристов, не более
опытный в ратном деле, чем я, принял МиГ-3 за самолет противника. Но
ощущение было — помню это до сих пор — чрезвычайно противное!.. Недолго
думая, я сунул ручку управления в одну сторону, ножную педаль — в другую, и
энергичным скольжением вывалился из зоны артогня.
Горячий пот заливал мне глаза под летными очками.
Как довольно скоро выяснилось, я был далеко не единственным летчиком, попавшим в подобный переплет. Во всяком случае, командование нашего
корпуса вынуждено было поставить перед командованием Московской зоны ПВО
вопрос о том, что зенитчики, недостаточно твердо зная силуэты советских
самолетов, нередко обстреливают их. Причем обстреливают не только «миги»,
«яки» и «лаги», появившиеся сравнительно недавно, но даже такие, казалось бы, хорошо известные машины, как тот же И-16. Обстреливают — а иногда и
сбивают.
Да, не сразу приходит умение воевать! Не сразу — и, кроме всего прочего, не
по всем компонентам, составляющим это умение, одновременно: осмотрительность приходит почти всегда позже, чем боевая активность.
. .Но вернемся к
Москву.
Итак, я выскочил из зоны артиллерийского зенитного огня. Но где же
противник? Не вижу его. Второго
43
упустил! Этак я выжгу все горючее, а немца не только не атакую, но и не увижу
вблизи! До сих пор помню, как отчаянно я обозлился при одной мысли о
подобной перспективе.
И в этот момент я увидел его. Того самого! В скрещении вцепившихся в него
нескольких прожекторов он плыл с запада точно мне навстречу. Я немного
отвернул в сторону, чтобы, описав полукруг, выйти ему прямо в хвост.
Смутно мелькнули в голове теоретически известные мне соображения о том, что атаковать самолет противника лучше всего сзади-сбоку — под ракурсом «три
четверти», — тогда и его поражаемая площадь больше, и меньше шансов
нарваться на ответный огонь. Но, стреляя сбоку, надо целиться с упреждением: не во вражеский самолет, а впереди него — в то место, куда он придет за время
полета пуль, выпущенных из моих пулеметов. Стрельбы же в воздухе с
упреждением — как, впрочем, равно и без упреждения — я до того в жизни не
пробовал, ни днем, ни ночью. А посему решительно отмел этот тактически
грамотный, но несколько туманный для меня по выполнению вариант.
«Черт с ним! — подумал я. — Буду бить его точно с хвоста. Без никаких там
упреждений. По крайней мере, хоть попаду».
Дистанция быстро сокращалась. Из блестящей точки моя цель превратилась в
самолет. Ясно видны угловатые обрубки крыльев, моторы, двухкилевое
хвостовое оперение. . Это — «Дорнье-215». Или, может быть, 217. Не узнать его
невозможно. Слава богу, что-что, а боевые самолеты фашистской Германии мы
знали хорошо.
Самолеты фашистской Германии мы знали хорошо.
Примерно за год до начала войны мы получили возможность собственными
руками пощупать немецкую авиационную технику.
Произошло это в то время, когда действовал заключенный между нами и
гитлеровской Германией в августе 1939 года договор (пакт) о ненападении.
Излишне говорить о том, какие сложные чувства вызвал он во всем нашем
обществе! При этом, надо сказать, сомнения, вызывал даже не сам факт
заключения этого договора — его мы встретили, как говорится, без восторга, но
«с пониманием». Сколь ни крут был свершив-
44
шийся тогда поворот нашей внешней политики, но мы-то — особенно
работавшие в области оборонной техники — знали (хотя, как выяснилось два
года спустя, в далеко не полной мере), что к большой войне еще не готовы.