Избранное в двух томах. Том 2
Шрифт:
Декларативные заявления вроде фразы Ворошилова, что, мол, «советский народ
не только умеет, но любит (?!) воевать», всерьез не воспринимали.
Десятилетия спустя некоторые компетентные историки высказали мнение, что пакту с Германией как средству отсрочки или даже предотвращения войны
существовали разумные и реальные альтернативы. Не берусь судить, так это или
не так. Но если такая альтернатива и существовала, то мы-то ее не видели —
скажу снова: не
самом деле. Поэтому договор большинство из нас восприняло как горькое
лекарство — противно, но нужно.
Однако дальше начались вещи совсем уж непонятные. Через месяц
последовал еще один договор — о дружбе и границе. Ну, о границе — ладно. Но
о дружбе!. Тут же Молотов произнес речь, из которой следовало, будто то, что
мы называли фашизмом, на самом деле вроде бы и не фашизм — ни в печати, ни
в мало-мальски официальных докладах и речах найти это слово стало
невозможно. То, в чем мы с комсомольского, даже пионерского возраста
привыкли видеть враждебное, злое, опасное, — вдруг оказалось как бы
нейтральным. Это не формулировалось прямо словами, но влезало в души с
фотографий, на которых Гитлер был снят рядом с Молотовым, из сообщений о
советской нефти и советском хлебе, который утекал от нас в фашистскую
Германию, даже из введенного тогда же «прусского» строевого шага.
. .Вот где-то в середине этого странного, противоречивого 22-месячного
периода нашей истории немцы и продали нам по нескольку штук своих основных
типов боевых самолетов: истребители «Мессершмитт-109», «Мессершмитт-110»
и «Хейнкель-100», бомбардировщики «Юнкерс-88» и «Дориье-215», транспортный «Юнкерс-52», тренировочно-пилотажные «Бюккер-Юнгманн» и
«Бюккер-Юнгмейстер». Конечно, эта коммерческая операция особых сомнений
вызвать у немцев не могла: самолеты перечисленных типов уже несколько лет
участвовали в воздушных боях, множество из них было сбито и попало в руки
противников Германии —
45
так что говорить о какой-либо секретности этих машин уже давно не
приходилось. А бессмысленность игры в секретность там, где секрета больше
нет, очевидная любому здравомыслящему человеку, была, разумеется, понятна и
фашистам. С другой же стороны, почему бы не похвастать боевой мощью и
совершенством своих военных самолетов, победоносно летающих над всей
Европой, перед русскими? Пусть, мол, знают, с кем имеют дело! Так что, если
вдуматься, операция эта в глазах немцев должна была выглядеть не только и не
столько коммерческой, сколько рекламной, что ли.
Впрочем,
В них было то, что дается только реальным боевым опытом — и ничем
другим: простота, доступность массовому летчику средней квалификации, неприхотливость в обслуживании. Это были солдатские самолеты.
Мы все полетали на них. Каждая машина прошла испытание по развернутой
программе, чтобы выявить ее летно-тактические данные и аэродинамические
характеристики. Эту работу проводил на каждом самолете свой ведущий летчик: на «Мессере сто девятом» — И. Д. Селезнев, на «Дорнье» — П. Ф. Муштаев, на
скоростном «Хейнкеле-сотом» — П. М. Попельнушенко. И. И. Шелест упорно
отрабатывал на «Бюккере» перевернутый полет — ныне обязательный элемент
любого соревнования по фигурному пилотажу, но в те времена представлявший
собой новинку. А потом, после завершения основной программы испытаний
немецких самолетов, был устроен перекрестный облет «всех на всем» — для
сравнения впечатлений, выработки общей точки зрения, да и просто для
расширения профессиональной эрудиции летчиков-испытателей.
Повторяю, общее впечатление от немецких военных самолетов сложилось у
нас положительное.
— Добротные аэропланы, — решили мои коллеги.
Кроме пилотажных и эксплуатационных свойств, о которых я уже упоминал, нам понравились в них и многие так называемые мелочи, которые на самом деле
— особенно в авиации — совсем не мелочи. Например, рычаги управления —
каждый своего цвета и своей формы: тут уж не перепутаешь, где рычаг шасси, а
где кран закрылков (сейчас подобными вопросами всерьез занимаются в те годы
еще не оформившиеся отрасли науки — инженерная психология и техниче-46
ская эстетика). Понравилось нам и приборное хозяйство, особенно манометры и
термометры винтомоторной группы, циферблаты которых, в сущности, не имели
права именоваться циферблатами, так как были выполнены без оцифровки: на
черном поле выделялась жирная белая скобка — находится стрелка внутри этой
скобки, значит, все в порядке, вылезла за ее пределы — ненормальность. Удобно
и просто.
Правда, при более детальном обследовании немецких самолетов в них
выявились и некоторые странности, причем как раз в том, что с первого взгляда
понравилось нам едва ли не больше всего: в приборном хозяйстве. После того как
мы в полете на мерном километре оттарировали их указатели скорости (без этой
операции определить с достаточной точностью скорость летательного аппарата