Избранное в двух томах. Том первый
Шрифт:
Что ж, попаслась вблизи осла кобыла
Так по-ослиному заговорила.
Выходит, умерла моя Бопай?
Б а т и м а - х а н у м:
Не сам ли смерти ты ее обрек,
Силком Бопай за хана выдать силясь.
Смириться может все, и я смирилась,
Я положилась лишь на божью, милость,
И ненадолго дал мне счастье бог.
Здесь нет Бопай и не вернуть былого.
Где это видано, что скот продав,
Купец
И впрямь я повторяю мужа слово
И в том не вижу ничего дурного,
Тем более, что он сегодня прав.
С у л т а н С а у р а н:
Моя ханум, коль скоро я вернулся,
Открою то, что глубоко таил.
Признаюсь, как я в жизни обманулся,
Когда любовь свою пресечь решил.
Главу покроешь белым джаулыком,
Но ревность жгла меня еще сильней,
Чем жгла любовь прошедших наших дней,
Я в степь скакал один, кричал я криком.
Потом, когда прошло немало дней,
Я убедился: пламя не погасло,
И новый облик зрелости твоей
Меня томил и мучил все сильней,
В огонь мой адский подливая масло.
Я горевал сильнее, чем вначале.
И чтоб забыться, преступил закон.
Себе избрал я шесть прекрасных жен,
Но заглушить не мог своей печали.
Ведь сказано недаром: «Сто ворон
Заменят лебедь белую едва ли».
И хоть мои мученья все сильней
И, словно дикий зверь, мечусь я в клетке,
Меня ты не найдешь среди людей.
Кому по вкусу ханские объедки.
Б а т и м а - х а н у м:
Не трать, султан мой, столько гневных слов.
И хану тяжело на перепутье.
И без того достаточно врагов.
Будь рядом и пойми — он прав по сути.
С у л т а н С а у р а н:
Выходит, у меня у одного
Нет ни беды, ни горя, ни печали.
Меня оклеветали, обобрали,
Нет ничего и рядом никого.
И не любви уже, а гнева пламя
Внутри меня бушует и вокруг.
Мне даже ты, ханум, не свяжешь рук.
Властитель бывший мой, мой бывший друг
Пусть знает, смерть стоит теперь меж нами,
Как ты стояла раньше...
(Уходит.)
Б а т и м а - х а н у м:
Быть беде!
Великий наш аллах, когда и где,
Над кем из них меч занесешь, не знаю,
Но умоляю: чудо соверши —
Не кровью спор их грозный разреши.
Лишь твоему суду я доверяю —
Две дорогие для меня души.
КЛЯТВА
На
Х а н А б у л х а и р:
Друзья единокровные, не вы ли
В степях своих едва ли не вчера
Свободно кочевали, вольно жили?
Но безмятежная прошла пора.
Сегодня мы окружены врагами,
В степях привольных трудно стало жить.
И «бедствия великого» нам с вами
И даже нашим детям не забыть.
Чтобы несчастью вновь не повториться,
Чтоб нашим землям был неведом страх,
Нам нужен кров, чтобы в буран укрыться,
Нам нужен друг, с которым вместе биться,
И, преуспев в раздумьях и трудах,
В тяжелую для нас, казахов, пору
В рессейском троне я нашел опору.
Г о л о с а:
— Благослови дела твои, аллах!
— Мы не должны гяурам покориться!
— Нам от врагов одним не защититься!
Х а н А б у л х а и р:
Единоверцы, прежде чем решить,
Должны ль с Рессеем мы объединиться,
Посол ее величества царицы,
Мамет-мырза, желает говорить.
Т е в к е л е в:
Казахи, бог спаси вас ото зла.
Царица русская, чья власть и слава
Российские пределы перешла,
Чтобы избавить вас от войн кровавых.
Желанью хана вашего вняла
И ваш народ достойный приняла
Под покровительство своей державы.
Давно уже татары и башкиры
Под русской властью обрели покой.
И вам, казахам, под ее рукой
Жить вечно в благоденствии и мире.
Вы станете сильнее во сто крат
Под верною защитою России,
Которую и недруги былые
Уже давно благоговейно чтят.
С у л т а н Б а р а к:
О вашей силе мы все время слышим,
Но если правда столь могучи вы,
Что ж не востребовали мзду с Хивы
За подлое убийство Бекабиша?
Т е в к е л е в:
Султан Барак, что было, то прошло.
И как цари ни строги, но порою
Прощают за содеянное зло,
Рожденное неведеньем и тьмою.
С у л т а н С а у р а н:
Как говорит, гляди, какой герой!
Не велика заслуга петушиться,
Когда стоишь за каменной стеной.