Избранное в двух томах. Том первый
Шрифт:
Маленький старенький тарантас без верха, на котором приехала Балкия, стоял в саду напротив вокзала. Кожек издали увидел Еркина и припустил к тарантасу торопливыми шажками, восклицая: «Ой, любимый мой жеребеночек!» Балкия догнала его, потянула за плечо.
— Что ты, поначалу поздоровайся с аксакалом, — сказала она и повернула его лицом к Жексену.
Это был низенький, горбоносый старик с редкой седой бородой. Он суетливо соскочил с тарантаса и раскрыл свои объятья. То, что Жексен приехал, польстило Кожеку, — старик был старшим из рода Мазы, составившего костяк колхоза «Екпенды». «То-то, —
— Голубчик Кожек, — начал старик, быстро оглядев его слезящимися старческими глазами. — Услышал, что ты отправляешься на фронт, и не смог усидеть дома. Вот и приехал, чтобы взглянуть на тебя, пожелать удачи. Ты мне не чужой. Ты на моих глазах рос, сынок. Не чужой мне.
— Спасибо, аксакал, спасибо вам за внимание, — сказал Кожек, растроганный словами старика.
— Глазами аксакала на нас смотрит мудрость народа. Он — справедливый наставник наш, — проговорил Бейсен, старший брат Кожека, тоже приехавший на вокзал.
Слова Бейсена имели особый смысл: отец Кожека Шожебай был пришлым человеком в роде Мазы. В давние годы он появился здесь и прижился в роде. А так как единственным прямым родственником Кожека был Бейсен, то колхозные старики и решили: пусть Кожек перед отъездом не чувствует себя одиноким. Они выбрали Жексена, как самого старшего в ауле, и послали его проводить Кожека.
У Кожека стало веселей на душе. Он взял себя в руки и, как подобает мужчине, стал расспрашивать об аульном житье-бытье.
— В ауле все здоровы. Шлют тебе приветы, дорогой, — ответил Жексен и, заметив нетерпеливые взгляды, которые Кожек бросал на сына, отпустил его от себя.
— Тебя ждет супруга, голубчик. Видишь, она привела твоего ребеночка. Поспеши же, расцелуй его, — сказал старик и деликатно отошел в сторону.
Кожек подбежал к жене, которая держала сына на руках. Бейсен поморщился. Не смешна ли в глазах людей такая поспешность младшего брата?
Поглядывая то на Кожека, порывисто целовавшего сына, то на аксакала, он проговорил осторожно:
— Что и говорить, дети прирастают к человеку, как собственная его селезенка. И как животное оставляет на дороге следы своих копыт, так человек оставляет в жизни свои следы — собственных детей.
Кожек был чистосердечный, безобидный и кроткий человек. Как и многие казахи, он был чадолюбив. Когда ему исполнилось двадцать, отец женил его на Балкии. Сверстники знали, что Кожек по нраву своему не способен и травинки вырвать изо рта овцы. Кто же мог поверить, что ему по-настоящему приглянулась Балкия с ее по-мужски грубоватыми чертами лица, с ее своенравным и резким характером! На первый взгляд она казалась дурнушкой. Но зато была вольнолюбива, бойка и этим выделялась среди своих сверстниц-подруг. Такие характеры среди казахских девушек — редкость. Многие джигиты заглядывались на Балкию. Одним нравился ее открытый нрав, другие, обманувшись веселостью девушки, считали ее доступной. Но их неизменно постигала неудача: ища забавы, они попадались в сеть, сплетенную из бесчисленных девичьих хитростей. Запутавшись в этой сети, редкий джигит оставался равнодушным к Балкие.
Кожек не избежал общей участи. Все еще он наведывался в соседний аул. Делая вид,
На играх, на гуляньях порой они оказывались рядом. Кожек не раз пытался разведать, как относится к нему девушка. Отвечая на шутки балагуров, Балкия, под громкий смех окружающих, бросала острые словечки прямо им в лицо. Кожек слышал это, и пыл его остывал. Бывало, и ему доставалось от находчивой, резвой Балкии. Но вот что удивительно: как только шутники-джигиты начинали смеяться и подшучивать над Кожеком, Балкия тут же давала им резкий отпор.
И так повелось, что на гуляньях аульной молодежи она чаще всего садилась рядом с Кожеком. Есть такая игра: «Обмен соседями». Джигиты усердно старались «выпросить» Кожека, но Балкия искусно и находчиво отстаивала его. Тогда джигиты начинали «выпрашивать» у Кожека Балкию. Счастье переполняло сердце Кожека. Нет такой цены, за которую он мог бы уступить Балкию! По правилам игры человеку, не проявившему находчивости, полагалось наказание, а все, что умел Кожек, — это, растянув рот в улыбке, подставить спину под удары. Но до чего крепки шутки джигитов! Какой-нибудь силач, широко размахнувшись, бьет изо всех сил кушаком, туго скрученным в жгут.
Но вот пришел день, когда Балкия вдруг изменилась. По первой же просьбе она «отдала» Кожека и долго сидела рядом с джигитом Салмуратом. Это был отличный парень, сильный и красивый. С ним Кожек не мог соперничать. Что же ему оставалось делать? Сидел молча, подавленный горем, и следил исподтишка, как Балкия и этот красавец-джигит, разговаривая и смеясь, вдруг переходили на шепот.
И лица у них начинали светлеть от радости и веселья, а Кожек мрачнел. Не в силах больше терпеть эту муку, он встал, собираясь уйти, но тут молодежь шумно двинулась к алтыбакану — качелям, сооруженным из шестов.
Кожек, не сознавая, что делает, тоже приплелся к алтыбакану. Но здесь он увидел, как Балкия и Салмурат потихоньку вышли из толпы. Он машинально последовал за ними. До его ушей долетели слова Салмурата: «...пройдет пора молодости». Потом он увидел, как Салмурат обнял Балкию за плечи. Они шли, прижавшись друг к другу. Первым побуждением Кожека было кинуться на Салмурата. Он рванулся, но сдержал себя. Буря бушевала в нем, но он знал, что ему не одолеть джигита. В конце концов он махнул рукой: «Пусть, если она так хочет!»
Кожек вернулся к алтыбакану. Никто не обращал на него внимания, он уселся в сторонке. Но вот послышался звон шолпы, он быстро оглянулся и снова увидел Балкию. Она шла своим стремительным шагом, ее платье мелькало в лунном свете. Кожек вскочил на ноги. Балкия даже не посмотрела на него. Вместе с подругой она пошла к дому. Кто-то крикнул ей вслед: «Балкия, иди на качели!» Девушка, не оборачиваясь, ответила: «Болит голова». До Кожека, который словно окаменел на месте, долетели слова ее подруги: «Бог ты мой, кто это разорвал рукав твоего платья?» — «Зачем спрашиваешь? — с горечью ответила Балкия. — Только сейчас я поняла, как дешево меня ценят». Какой-то джигит направлялся к коновязи, Кожек признал в нем Салмурата.