Избранное в двух томах. Том второй
Шрифт:
В этой женщине — удивительный сплав высокой, вполне «мужской» интеллектуальности с тонким обаянием «вечно женственного».
— Пожалуй, главное сокровище этого музея — это личность леди Рану, — отваживается высказать общую нашу мысль Леонид Почивалов.
Леди Мукерджи вспыхивает, как девочка, и отвечает вдруг по-русски:
— Ви шу-ти-те...
Нет, отнюдь не шутим. Эта женщина, раскрывшая нам столько собранных ею сокровищ, эта натура, полная артистизма, действительно должна рассматриваться как одно из богатств своей страны, как человек, чей вклад в культуру современной Индии поистине неоценим.
...В
Но все равно мы бродим по городу, который затягивает своей пестрой и драматической жизнью. Рассматриваем громадный белый дворец — резиденцию губернатора. Дворец занимает около двух кварталов. Он со всех сторон окружен садом. Здесь почти безлюдно. Точно не в двух шагах улицы, которые кишмя-кишат нищими и бездомными.
Но оказывается, это впечатление обманчиво. Даже сюда тоже проникают — хоть и не в таком количестве — люди, ищущие ночлега.
— Осторожно! — восклицает мой спутник, и я едва удерживаюсь на ногах, чуть не наступив на нечто, притулившееся с краю тротуара. Нет, вовсе не пьяный. Просто мирно спящий человек. И еще, и еще один. Этот старик, тот юноша, а рядом — мальчишка лет тринадцати. Ночной сон прямо на тротуаре, в непосредственной близости от губернаторского дворца... От этой картины душный воздух ночной Калькутты становится еще душнее.
Любопытное наблюдение, которое я сделал еще в Бенаресе. Оно подтверждается и в Калькутте. Оказывается, бездомные бродяги, ночующие на улицах, тоже подразделяются на «классы». У тех, кто стоит на более высокой ступеньке социальной лестницы, есть переносные маленькие складные топчаны. Те, кто ступенькой пониже, владеют подстилкой из рогожи или холстины. Но самая многочисленная категория — нищие из нищих — спят на голой земле или на тротуаре. А рядом дворцы, банки, фабрики, музеи, прославленный ботанический сад... Нет, поистине в этом городе века не вытесняли друг друга, а уживались рядом, создавая неправдоподобную по фантастичности картину.
Как выглядим мы в глазах индийцев... Еще о Калькутте — по возможности без эмоций. В гостях у губернатора. Ночные раздумья.
Во время утреннего завтрака к нам приходит работник нашего пресс-центра в Калькутте Юрий Фролов. В наш первый калькуттский день мы заходили ненадолго в советский пресс-центр и познакомились с ним. Еще тогда он расположил нас к себе своим добродушным истинно русским лицом со светлыми глазами и вздернутым носом, своей манерой держаться просто, без фамильярности и вежливо без приторности. Между нами сразу возникла взаимная молчаливая симпатия.
Сейчас он явился добрым вестником. Наше пребывание в Индии отмечено вниманием. Есть неплохая пресса. Вчера была передача по радио.
— Вот газета «Амрита Базар Патрика». Здесь подробная доброжелательная информация о вашей делегации. А вот статья в «Стейтсмен» и вовсе хороша...
Юрий — специалист по бенгальскому языку. Вполне
— Вообще-то «Стейтсмен» — газета довольно правой ориентации. Так что я опасался тенденциозного освещения. Но как раз корреспондент — автор статьи — очень приличный парень. Вот послушайте.
«...Медленная русская речь сливается с ритмичной английской речью, — пишет автор статьи, — мы находимся в светлом, просторном украшенном коврами зале гостиницы. Около двадцати известных индийских поэтов внимательно слушают рассказ казахского писателя Тахави Ахтанова — плечистого, крупного человека — о положении искусства и о литературных делах на его родине. Поэты лишь изредка одобрительно кивают головой. Ахтанов остановился на связях между литературами СССР и Индии. «За последние пять лет с языков Индии переведено свыше семисот книг», — сказал он. Говоря о материальном положении советских поэтов, Ахтанов заметил: «Им; платят за каждую строчку. Этого хватает им на жизнь и на содержание семьи». О читательской аудитории он сказал: «Нет такого аула, где не знали бы своих поэтов и писателей». О любви его народа к поэзии Ахтанов сказал с улыбкой: «Собственно, каждый казах — немножко поэт. Пожалуй, невозможно найти казахского юношу, который не писал бы любимой девушке стихов».
Коллега Ахтанова московский писатель Леонид Почивалов вмешивается в разговор шуткой: «Видно, потому Казахстан и занимает в СССР одно из первых мест по рождаемости. Если так будет продолжаться, правительство, пожалуй, вынуждено будет запретить казахам сочинять стихи».
Ахтанов и Почивалов — члены делегации советских писателей, состоящей из четырех человек, путешествующих в настоящее время по Индии. Все три дня, что они пробыли в Калькутте, они были необычайно заняты. Несмотря на непривычную для них жару, они успели многое посмотреть и познакомиться с литературной жизнью.
«Когда мы вылетали из Москвы, там было пять градусов мороза», — сказал Ахтанов, сидя под вентилятором и вытирая с лица обильный пот.
В беседе с индийскими писателями, а также в дружеском разговоре между собой советские писатели были неожиданно откровенны и искренни. Они не уклонялись от острых вопросов. Например, один из индийских писателей спросил: «Если конференцию писателей Афро-Азиатских стран организовывают русские, а на таких конференциях обычно говорят не о литературе, а о политике, то какая польза от этого литературе?»
На это непроницаемо-спокойный Ахтанов ответил: «Писатель — член своего общества. А если между нами существуют разногласия, то давайте поговорим, обсудим».
...Мы внимательнейшим образом прослушали эту статью в переводе Фролова. Значит, таково мнение о нашей делегации одной из крупных буржуазных газет Индии «Стейтсмен». Ну, что ж! Довольно объективно. Без передержек изложены наши выступления. Да и слог автора неплох, лаконичен, напорист, без лишних сказуемых и определений.
Я лично был больше всего польщен выражением «непроницаемо-спокойный Ахтанов». За мои сорок с гаком лет не приходилось мне никогда слышать такой характеристики ни от родных, ни от друзей. Не зря пропали мои труды. За такой характеристикой стоило ехать долгие тысячи километров.