Избранное в двух томах
Шрифт:
Вивиана Абелевна?
— Помню, —ответил Андроников. — Но я уже занят другой.
— Нет, — сказала хозяйка. — С другой вы не говорите. Вы говорите с ней..
С Вивианой.
Последовала немая сцена, отличавшаяся от «ревизоровской» разве что
количеством действующих лиц, но никак не уровнем драматического накала.
Дальнейший ход событий Андроников прокомментировал кратко:
— Так я женился. .
Посмеялись. Поахали. И разговор снова перекинулся на что-то
было весело, уютно, интерес-
514
но, и конечно же главная заслуга в этом принадлежала Андроникову.
Но по-прежнему, как некий роковой рефрен, время от времени в ход беседы
вдруг врывалось:
— Вы знаете Григорьевых на Литейном? (Ратнеров на Садовой, Петросянов
на Третьей линии. .)
Нет, к несчастью, никого из них я не знал: не совпадали либо фамилия, либо
адрес, либо, чаще всего, и то и другое.
Разделавшись с Ленинградом, Андроников расширил географию поисков:
— Осенью тридцать шестого года вы были в Пензе?
— В зиму перед войной вы приезжали в Тбилиси?
— Года четыре назад вы в Киеве не останавливались? — спрашивал, нет, вернее, не спрашивал, а каждый раз, не смущаясь бесплодностью многих
предыдущих попыток, уверенным, победным голосом, почти утверждал
Андроников.
Увы, на все это следовали, как принято говорить на собраниях при зачтении
чьей-нибудь анкеты, одни лишь отрицательные ответы.
И если поначалу я отвергал очередную гипотезу, виновато разводя руками, сокрушенно качая головой и всячески всем своим видом демонстрируя, как мне
больно говорить столь уважаемому собеседнику слово «нет», то постепенно в
моем голосе стали прорастать нотки если не нетерпения, то некоторой сухости.
Двадцатое или тридцатое односложное «нет» звучало уже без тени тех эмоций, которые присутствовали в первом или, скажем, пятом.
Становилось очевидным, что на сей раз уникальный слух Андроникова дал
осечку. Что ж, это бывает и с профессионалами. Столько самых разных голосов
он с безукоризненной точностью улавливал и так талантливо воспроизводил, что
сам бог велел не ставить ему в упрек промашку с моим, нельзя сказать, чтобы
очень мелодичным голосом.
Я был справедлив, объективен, а потому вполне готов милостиво простить
Андроникову его заблуждение. Сознание собственного великодушия подогревало
во мне то, что, как я узнал впоследствии, психологи называют внутренним
комфортом. . Напрасно только Андроников — думал я — так уж упорствует в
столь очевидной ошибке. .
515
* * *
А разговор продолжался. С событий далекого прошлого — далекого не
столько по календарю,
перешел к войне. Это было неудивительно. В то время едва ли не каждый
откровенный, душевный разговор так или иначе приводил собеседников к войне.
Не мог не приводить! Потому что судьбы всех нас, вместе взятых, и каждого из
нас в отдельности полностью определялись не чем иным, как ходом этой
тяжелой, долгой, заполнившей собою души человеческие войны.
Андроников рассказал о своих встречах с генералом Порфирием
Георгиевичем Чанчибадзе — яркой, своеобразной личностью и одним из видных
наших военачальников. Сейчас и этот рассказ, многократно исполненный с
эстрады, широко известен. Помните — генерал Чанчибадзе прохаживается перед
строем пополнения, прибывшего в его изрядно потрепанную в боях дивизию.
Разговаривает с бойцами. Один из них вернулся из госпиталя («Какой молодец!
Уже воевал!. »), но на вопрос о том, куда был ранен, отвечает весьма невнятно.
Когда же наконец выясняется, что ранен он был в ягодицу, Чанчибадзе
интересуется прежде всего обстоятельствами ранения: «Ты бежал от неприятеля?
Что? Ах, ты шел вперед и за спиной разорвался снаряд! Так чего же ты
стесняешься? Такой раны ее стыдиться надо — ею гордиться надо!..» А по
поводу другого новобранца, прибывшего из заключения, в которое попал за то, что зарезал чужую курицу, Чанчибадзе обращается к своему адъютанту: «Смотри, Токмаков, какой молодец! Еще на войне не был — и уже кого-то убил!. »
Ну, вот я, незаметно для самого себя, и не удержался от безнадежной
попытки сделать невозможное — пересказывать своими словами Андроникова. .
Больше не буду — честное слово!
Когда рассказ о Чанчибадзе был окончен, я вскользь заметил, что уж эту-то
фамилию, слава богу, помню хорошо. И вряд ли когда-нибудь забуду!
Группа генерала Чанчибадзе в дни контрнаступления наших войск под
Москвой была введена на правом фланге Западного фронта в прорыв и ходила по
тылам Клинской группировки противника, чем немало способствовала успеху
всего контрнаступления. Наше
516
авиационное соединение поддерживало группу Чанчибадзе с воздуха (точнее, пыталось поддерживать, насколько позволяла трудная погода и мера наших, тогда еще достаточно скромных возможностей).
— Вы служили в авиации Западного фронта? — спросил Андроников.
— Нет. Я служил на Калининском. Он нависал тогда выступом над правым
флангом Западного. Авиации нашего фронта удобно было летать туда. Вот нас и