Избранное. Из гулаговского архива
Шрифт:
Старик и маршал куда-то вышли. Вот они на улице. Откуда-то появилась трибуна. Маршал обращается к солдатам. Губы у него шевелятся… Но на улице обычный дневной шум, слов мы с Альфским почти не слышим, хотя окно открыто. Неважно! Мы знаем эти слова. Что это? Рев. Солдаты, вся колонна, в восторге вопят:
— Ур-ра!
Похоже на потрясающий орудийный залп.
Несколько слов сказал и старик. Грудь его судорожно вздымалась — одышка.
Новый обвал, новый этап:
— Ур-р-р-ра!
— Так делается луна, — сказала я Альфскому.
Он
— Гоголь. Записки сумасшедшего.
— Ага! — Альфский ударил себя по лбу и рассмеялся. — Вы неисправим.
— Это же мне говорили и до сегодняшнего дня… только другие говорили, представители сегодняшних побежденных.
Мы засмеялись оба… не очень весело и отправились отдыхать. Завтра, даже сегодня нам предстояла большая работа. Я должна была написать несколько статей, убийственно иронических, едких по отношению к старому порядку и патетических по отношению к новому, и спешно пустить в ход два-три своих художественных памфлета.
На улице, кроме обычного гула толпы, тонкой струйкой просачивалось какое-то новое, особое возбуждение. Лица у всех выражали некий чрезвычайный интерес, крайнее любопытство с изрядной примесью общественного привычного страха и безуспешное желание замаскировать все эти чувствования.
— Что такое на телеграфе и на почте? — таинственно шептал один советский человек другому, оглядываясь по сторонам.
Тот, так же таинственно и так же оглянувшись, ответил:
— Знаю. Войска.
— И радио не работает.
— И там тоже.
— Что за черт! Шпионаж обнаружили, а может, война началась, да пока от нас скрывают.
— Все может быть. Банк закрыт. Сберкассы тоже. И всюду солдаты. Очень вежливо просят уйти и заглянуть в другой раз… В магазинах давка.
В этот момент на площади ясно и звучно заговорил радиорепродуктор:
— Внимание! Внимание! Внимание! Чрезвычайное сообщение.
Человеческое стадо, устрашенное знаменательными словами, ринулось к репродуктору, хрипя, ничего не видя, отталкивая пожилых, слабых, женщин и детей, обуянное одним страшным чувством: война!
Над площадью торжественно полились неожиданные слова обращения к народу и армии.
Уличное движение прекратилось (очевидно, по распоряжению). Слушало всё и все: люди, автобусы, троллейбусы, из которых совершенно бесшумно выходили пассажиры… К радиорепродуктору подходить не нужно было. Обращение можно было услышать отовсюду при тишине, которую и вообразить было нельзя в огромном городе.
Общий вздох облегчения, длинный, глубокий, как будто из единой груди. Общий шепот:
— Войны не будет.
— Войны избежали.
Настороженно ожидали дальнейшего. Объявлено было через три минуты выступление маршала.
Я услышала знакомый, четкий, холодный и уверенный голос.
— Родина, русский народ избежали грозной опасности. Злодеи, совершившие тягчайшие преступления, понесут заслуженную
А сейчас призываем всех граждан к спокойствию. Пусть каждый трудится на своем месте и оказывает всемерную помощь новому правительству.
Ввиду могущих возникнуть осложнений и попыток сталинских последышей навредить народу и правительству в его творческой работе вводится на некоторое время чрезвычайное положение.
Следовали указания, как кому вести себя во время этого чрезвычайного положения, правила для зрелищных мероприятий и тому подобное.
Чрезвычайное положение вводится на очень недолгое время и об отмене его будет объявлено особо.
Толпа расходилась удовлетворенная, хотя многие опасливо переговаривались:
— Чрезвычайное положение… аресты начнутся.
— А как же! Вчера нас, сегодня их. И прекрасно.
В другой группе:
— Чрезвычайное сообщение… Чрезвычайное положение… Н-да!
— А не нападут на нас? Если чрезвычайное положение, значит, дело дрянь.
— Потише, тут, наверное, шныряют новые осведомители.
— А почему дело — дрянь? Наоборот. Значит, мы бдительны и внутри, и снаружи.
— Извините! Когда все хорошо, чрезвычайное положение не вводят.
— А по-вашему, плохо, что сталинскую верхушку срезали?
— Нет. Почему же. Я считаю, что неплохо, а вообще…
— А вообще государственными делами не занимаются, а только практически, конкретно.
В третьей группе:
— Продукты бы не пропали.
— Да, наверно, уже! Такие атаки на магазины были…
— А почему сберкассы закрыты?
— Вам же объявили, что через два-три дня откроют, если все спокойно будет.
— Утешили! Если спокойно будет, тогда мне и деньги не нужны. А вот если беспокойно, так надо их выцарапать… а поди-ка попробуй!
— Стыдно в такой момент о деньгах думать. Войны избежали, вот о чем нужно думать и радоваться. Ведь если бы война, простились бы вы с вашими денежками.
— Поэтому я и хочу их получить, а то иначе, пожалуй, и простишься. Не в первый раз.
В четвертой группе:
— А все-таки перемена какая-то! Наконец дождались! Сил уже не стало. С ума сходили.
— Ой, не говорите! Я часом ночью вскочу и думаю: «Господи! Да где же я и что со мной будет? С какой стороны беды ждать?»
— А глядишь, со всех сторон и ударит.