Избранное. Том 2
Шрифт:
— Веди нас в бой, Ахтам!.. — крикнул кто-то. И этот возглас, будто его лишь и ждали остальные, взлетел над толпой, и с каждым мигом звучал все громче, наполняясь яростью, гневом, надеждой:
— Веди нас в бой, Ахтам!..
— Веди нас в бой…
И распрямился Ахтам, и окинул толпу медленным взглядом, и вскинул руку, требуя тишины.
— Хорошо, — сказал он, — собирайтесь в поход. Мы выступаем завтра!..
Повстанцы разбились на сотни, каждая сотня — со своим знаменем: на белом полотнище — звезда и полумесяц. Не считая дозорных и балдакчилар — тех,
Маимхан отличал особый наряд: поверх такой же, как у всех, мужской одежды — шитый серебром пояс с саблей и шестигранная остроконечная шапка. Тонкая, стройная, уверенно гарцевала она на своем белом в сизых отливах коне перед равняющимися рядами — ни дать ни взять юный витязь из старинной легенды. По правую руку от нее, на черном скакуне, сидел подтянутый, посуровевший Ахтам, по левую — весельчак и удалец Хаитбаки, и любо глядеть было разом на всех троих — вид их радовал и воодушевлял боевые сотни.
Седобородый Колдаш, облаченный во все белое, по знаку Ахтама поднялся на паштак [124] — благословить идущих на святое дело. Руки его взмыли к небу, голос звучал торжественно и тягуче:
— Да будут повергнуты в прах наши враги, да будет свободной наша земля!
И тысячеустое эхо грянуло в ответ ему:
— Аминь!..
— В бой, братья!..
— В бой!..
Сотни тронулись — каждая следом за плещущим на ветру знаменем…
Хотя противник превосходил повстанцев и по численности и по вооружению, было решено штурмовать Кульджу. Войско разделили на две части: отряды во главе с Ахтамом предполагалось двинуть на Кульджу с севера, отряды под началом Колдаша — с востока. Охрану Актопе поручили Семяту.
124
Паштак — возвышение.
Маньчжуры давно выжидали удобный момент, чтобы развернуть активные действия против мятежников. Такой момент наступил, когда стало известно о разладе в среде бунтовщиков, о предательстве Махмуда и его разгроме.
По приказу жанжуна был организован так называемый «корпус по ликвидации воров»; он состоял из шести регулярных полков, которые подчинялись лично жанжуну и, в качестве особых частей, прежде располагались в долине реки Хелунчан. Солдат в эти полки набирали в основном из маньчжур и шива и пускали в дело в самых критических случаях.
— Не беспокойтесь, господин жанжун, — заверил длиннобородый, получая из рук в руки приказ о передаче ему корпуса, — на этот раз я постараюсь так расправиться с чаньту, чтобы даже их правнуки — если у них вообще будут правнуки — бледнели от страха и молили бога о спасении при одном только слове «солдат».
— Наша задача облегчилась, — сказал дарин, собрав своих военных советников. —
Раньше дарин думал запереть мятежников в Актопе, но планы переменились. На совете было предложено три полка выставить против Ахтама, два — против Колдаша и один направить для захвата крепости Актопе, а на холме Харамбаг устроить командный пункт, — отсюда поле предстоящего сражения виделось как на ладони.
Отряды Ахтама достигли канала Ак остан и здесь натолкнулись на противника. Их встретил сильный огонь. Джигиты ответили ружейными залпами. Перестрелка продолжалась около часа, затем повстанцы обнажили сабли, взяли пики наперевес и с криком «аллаху акбар!» бросились на врага.
Этого только и ждали маньчжуры. Они отступили, побежали, увлекая за собой преследователей, и Ахтам, разгоряченный погоней, опомнился только тогда, когда в лощине Алтунлук его кольцом окружили два полка, скрывавшиеся в зарослях тальника. Теперь свинцовый град хлестал со всех сторон. Ахтам разбил свои силы на четыре части, приказал спешиться и залечь.
Колдаш встретился с противником в низине, расположенной к востоку от Харамбага. Маньчжуры заранее укрепились на выгодных позициях. Рискнуть на открытую схватку с ними значило обречь себя на бессмысленные потери. Посоветовавшись, Маимхан и Колдаш решили обороняться.
— Как бы нам не попасть в ловушку, доченька, — сказал старый Колдаш.
Маимхан прислушалась. Со стороны лощины Алтунлук доносились ослабленные расстоянием звуки стрельбы.
— У Ахтама идет бой, тага… Мы должны ему помочь…
— Попытаемся, доченька.
Три сотни джигитов с Умарджаном во главе остались держать оборону, пятьсот человек отошли назад, готовясь выступить Ахтаму на выручку.
Между тем отряды Ахтама продолжали неравный бой. Тиски вокруг них сжимались.
— Пробьемся или все пропадем, Ахтам-ака! — воскликнул Хаитбаки. Он думал, что и Маимхан со своими джигитами попала в окружение, и тоже рвался ей на подмогу.
— Нужно выстоять до ночной темноты, — отозвался Ахтам скрепя сердце.
— Ждать до ночи?.. Я попробую, Ахтам!..
— Смотри, пропадешь зазря…
— Кто смелый?.. Ко мне! — крикнул Хаитбаки. Он выскочил из-за укрытия. Добрая сотня джигитов бросилась к нему.
Взлетев на коней, они врубились в самую гущу врагов, прорвали первую цепь, вторую. Но пуля ударила Хаитбаки в грудь. Привстал, вытянулся на стременах в последний раз джигит и, запрокинувшись назад, рухнул на землю, как скошенный. Одно-единственное слово выдохнул он: «Маимхан!..», но никто не услышал его в пылу схватки. Не пробились и остальные джигиты сквозь плотный заслон — все сложили головы следом за Хаитбаки…
Теперь положение Ахтама сделалось еще тяжелей. Ряды его товарищей редели, враг напирал, подступая все ближе, ближе… Но вот в лощине появился отряд Колдаша.
— Братья! — крикнула Маимхан, чувствуя, что промедление равно гибели. — Братья!.. — Над ее головой блеснула сабля.
— Стой, дочь моя!.. — крикнул старый Колдаш. — Остановись!..
Но Маимхан уже не слышала этих слов. Пятьсот джигитов с боевым кличем бросились за нею. Белые полотнища знамен развевались на ветру. Впереди, сдавив коня ногами, скакала Маимхан.