Избранное. Том 2
Шрифт:
— Не казни нас, Гани!
Оба предателя, повалившись на землю, целовали ноги батура.
— Повинную голову меч не сечет, — вмешался третий.
— А ты кто такой, что ты здесь делаешь?
— Я, Гани, живу среди казахов… простой человек.
— Что-то ты уж слишком богато одет для простого человека!
— Не по одежде суди…
— Видно, ты из тех, кто думает: пусть другие кровь свою проливают, а мы себе тихонько проживем?
— А вы сперва дело начните, а там посмотрим, будем ли мы в стороне
— Знаю я вас, когда мы начнем, так вы запрячетесь в свои норы, а вот если победим, то сразу же вылезете… — Гани повернулся к «тамырам». — Ну что посоветуете — убить вас на месте или как?
— Поклянусь на Коране! Никогда больше, пусть меня аллах покарает… Кулетай! Принеси Коран, — умолял Манапхан.
— И я клянусь, клянусь жизнью моих пятерых детей. Если еще раз пойду против народа, пусть покарает меня аллах! — завывал Теип…
Между тем Кулетай прибежала с Кораном и протянула книгу Гани.
— Вставайте, пошли!
— Куда ты нас, Гани, пощади!.. — снова завыл Теип.
— Хочу я тебя, коротышка, повести к твоему дружку Вану и там вас обоих попросить сплясать для меня!
— Только не это! Смилуйся, Ганиджан!
— Хватит! Ты чего, как собака, скулишь? Смотри, разозлюсь — тут же прикончу. Заткнись, тебе говорят!
— Хорошо, хорошо, молчу, делай как знаешь…
— Поведу я вас обоих в Улустай и там перед имамом возьму с вас клятву.
— Ладно, мы готовы, — поспешил выразить согласие предатель, поняв, что им даруют жизнь.
— Где кони?
— Здесь неподалеку…
— Раз так, берите седла и идемте.
— Слушаемся!
— Ну а ты, «простой человек», будешь сидеть здесь молчком до завтрашнего дня. А завтра после обеда можешь ехать своей дорогой, понял?
— Понял, все сделаю, как ты сказал…
Манапхану это очень не понравилось. Ох, как не хотелось ему оставлять на ночь глядя свою молодую жену с хитрым купцом. Но что делать, тут командует Гани, попробуй его ослушаться — сразу пулю в лоб получишь…
Шестеро всадников посовещались между собой, решая судьбу предателей, прежде чем тронуться в путь.
Потом Гани сказал «тамырам»:
— Не повезу я вас к имаму, и ваши клятвы на Коране мне не нужны… Вы оба по-другому, как мужчины, докажите мне свою верность.
— Если я не сдержу своего обещания, ты не только меня, можешь и семью мою уничтожить! — бил себя в грудь коротышка Теип.
Манапхан клялся еще жарче.
— Теперь вы будете на нашей стороне, будете работать на народ свой.
— Согласен, всей душой… — заверял Теип.
— Будем всегда с тобой, Гани, — клялся Манапхан. Гани почему-то верил больше ему, чем Теипу, может, просто потому, что раньше Манапхана не знал.
Они приблизились к домам, что приютились у самых гор. Оставалось спуститься со склона — и тут же начинался Улустай. Гани прислушался
— Вы слышите?
— Что?
— Как журчит вода Каша?..
— Ох, и соскучился ты, я вижу, по Кашу, Гани…
— А ты думал… ведь я вырос у берегов этой реки. А что, может, искупаемся и лошадей искупаем в реке, как смотрите?
— Так что, мы купаться будем или с врагом рассчитываться? — спросил шутливо Юсуп.
— Да успеем сделать и то, и другое. Неужели вы не слышите, как нас зовут воды Каша?
Но и Кусен, и Нурахун поддержали Юсупа. Гани не стал больше настаивать, и они снова двинулись в путь.
Когда они въезжали в село, муэдзин призывал к утренней молитве. Давно забывший голос муэдзина, Гани с волнением прислушивался к нему. Ему даже хотелось вместе со всеми сельчанами пойти в мечеть на молитву, но это, разумеется, было невозможно — путников ожидало важное дело.
— Вот за этим переулком и будет их пост, — сказал Юсуп, останавливая коня.
По первоначальной задумке предполагалось, что Манапхан войдет на заставу и сообщит Вану, будто видел в горах Гани. Тот, естественно, пошлет трех-четырех чериков с Манапом, а может, и сам поедет с ними. Вот тогда, когда застава разобьется на две маленькие группы, расправиться с каждой по отдельности не составит труда. Но внезапно Гани передумал. Он сказал спутникам: «Что мы — не мужчины, что ли, чтобы не справиться с пятью-шестью чериками без всяких там хитростей?»
Все вместе они подъехали близко к посту. Гани, Кусен, Нурахун и Теип притаились в тени стены, окружавшей двор заставы, а Манапхан с Юсупом прошли прямо к двери поста.
— Кто там? Стой! — закричал черик.
— Свои. Это я… — ответил по-китайски Манапхан и, подойдя ближе, назвал пароль. Черик, узнав его, успокоился и снова вскинул ружье на плечо.
— Ван-сочжан есть?
— Он спит, приходи утром…
— Нет, он мне нужен немедленно. Зиваза Гани…
— Гани?! — вздрогнул черик и повернулся, чтобы войти в дом, но тут сзади к нему бросился Юсуп и, зажав ему ладонью рот, всадил в грудь кинжал.
В тот же миг, по обыкновению призвав на помощь дух предка Садыра-палвана, Гани метнулся через стену во двор. За ним последовали и его товарищи. Двумя прыжками батур достиг дверей поста, рванул их и вырвал с петлями.
— Чилай, чилай, Гани зиваза! Вставайте, вставайте, вор Гани! — закричал он громовым голосом. Четверо чериков, спавших, несмотря на жаркую летнюю пору, под толстыми одеялами, услышав голос, приподнялись было, но, увидев огромную тень на стене, снова в страхе закрыли головы перинами. А тем временем Юсуп уже выволок Вана в одних подштанниках и бросил его к ногам Гани. По знаку Гани прибавили огня в лампе. Кусен и Нурахун быстренько собрали шесть винтовок и патронташи.