Избранное. Том 2
Шрифт:
— «Ваша преданность служит щитом западных границ империи, залогом внутреннего спокойствия и порядка. Мы высоко ценим бескорыстную помощь, которую вы оказываете нашим жанжунам и дутунам, которые в свою очередь покровительствуют уму и смелости господина гуна…»
— Поистине так! — Хализат возложил на грудь правую руку. Окружающие трижды повторили его слова.
Далее в ярлыке кагана говорилось о практических вопросах, суть которых сводилась к следующему: Необходимо увеличить подати и различные повинности, учитывая при этом, что подобные меры привели к смутам в провинциях внутреннего Китая, несмотря на доблесть императорских
Дочитав ярлык, ишик агабек почтительно вручил его Хализату. Тот осторожно принял свиток, поднялся, коснулся его губами. Остальные последовали его примеру.
В приемной возникла настороженная тишина. Всем уже стало понятно, что скрывалось за первыми медоточивыми строками ханского послания. Но никто не осмеливался выразить свои чувства вслух. Конечно, меньше всего эти люди думали о новых бедах, угрожавших народу, «отцами» которого они себя считали. Нет, единственное, за что они дрожали, были их собственные головы.
За последние годы в Или выпадало мало дождей, на богарных землях сократились урожаи. Уже две зимы подряд стоял гололед, падал скот, гибли целые стада. Все имеет свои пределы, народ, истощенный прежними налогами, мог не вынести новых. Когда нож достигает кости — жди вспышки ярости и гнева. И так уже кое-где жестоко расправлялись со сборщиками податей и удальцы, вроде Ахтама, сколачивали мятежные отряды. Но это было еще не все. С каждым годом в Синьцзян проникало все больше русских путешественников и купцов, они привозили сюда не только товары — новые мысли, новые обычаи. Не это ли было причиной, что все больше становилось таких вольнодумцев, как мулла Аскар?.. Ведь умники вроде него сбивают правоверных с пути, заставляя вникать в разные книги, заражающие сомнениями… Как будто для мусульманина мало одного Корана! Стоит ли удивляться, что многие отказываются платить подати и бегут в земли русских?..
Все это не могло не беспокоить правителей и местных беков, а также «ревнителей истинной веры» — кази и мулл. Но в такое тревожное время увеличить число солдат и возложить их содержание на само население было все равно, что подбросить огонь под стог сухого сена. Беки колебались: потянешь в одну сторону — бык сломает себе шею, потянешь в другую — телега не уцелеет… Пожалуй, одного Хализата не мучили сомнения. Польщенный похвалами кагана, он мечтал только не упустить случая удостоиться титула вана. Именно теперь можно или добиться крупного повышения, или потерять все, что имеешь, включая голову. Однако Хализат, уверенный в себе, рассчитывал на первое.
— Ну, что же вы молчите? Проглотили языки? — сердито проговорил он, очнувшись от грез, в которых уже достиг желанного.
Беки начали переглядываться. Но никто так и не обмолвился ни словом.
— К кому я обращаюсь? С кем разговариваю?.. — Обычно Хализат не слишком стеснял себя в выражениях, беседуя с подчиненными, но сегодня много зависело от доброй воли сидящих перед ним, и Хализат сдерживал закипающий гнев.
— Волю бога и хана следует исполнить. — Главный кази погладил короткую бородку.
— Пусть исполнится желание господина ходжи. — Эти
И снова в приемной — тугая, напряженная тишина.
— Или все здесь и вправду лишились языков, или… кто-нибудь мне объяснит, как понимать это молчание? — через силу сдерживаясь, улыбнулся Хализат.
— Думаю, нам надо все хорошенько взвесить, мой падишах, — выразил общее мнение угольный бек. По своим обязанностям он близко и часто сталкивался с народом и лучше других смыслил в практических делах.
83
Бажгир — сборщик налога.
— Объявить о новой подати просто, гораздо труднее добиться, чтобы ее уплатили, — напрямик высказался Исрапил-бек, известный прямотой и независимостью характера. Слова его ножом полоснули Хализата по сердцу. Не будь этот безбородый его тестем и братом ишик агабека, он поплатился бы за свою дерзость!.. — Хализат ограничился тем, что наградил Исрапила злым взглядом.
Откровенность Исрапил-бека все собрание завела в тупик. Никто не рисковал поддержать его во всеуслышанье, но и отпора ему тоже никто не дал, все только перешептывались, переговаривались вполголоса друг с другом… В таких, случаях Хализат обрушивал на непокорных громы и молнии, не думая о последствиях, и, наверное, тем кончилось бы и теперь, однако ему помешал рассудительный ишик агабек, угадавший, что творится в душе гуна.
— Беки, — сказал он тихо, но настойчиво, — есть два пути, на ваш выбор. Вы можете ответить «нет» и тем самым отвергнуть повеление хана. Это значит навсегда распрощаться с должностью бека, связать себе руки и отправиться к жанжуну добровольно просить место в тюрьме. Другой выход — ответить «да» и постараться исполнить ханскую волю…
Беки обреченно вздыхали, ничего не отвечая.
— Само собой понятно, — продолжал агабек, — на сей раз не все пройдет гладко… Но если возникнет необходимость, войска хана готовы нам помочь…
В один из ближайших дней на черном заборе, рядом с воротами караван-сарая, появился листок небольшого размера. Половина его была исписана китайскими иероглифами, среди них выделялись четыре, крупно выведенные в самом начале черной тушью: «Гун си гун бян» — «Государственное дело исполняется по-государственному». Это был ханский ярлык.
Не часто доводилось горожанам видеть такие ярлыки, а если уж доводилось — то каждый заранее чувствовал — новая беда пришла из Пекина. С утра множество людей толпилось перед караван-сараем, тревожно переговариваясь, теряясь в догадках: грамотные были здесь редкостью.
Появился повар Салим:
— Эй, народ! Кто разумеет в чтении — выходи вперед! — Толпа загудела, качнулась в его сторону, но никто не откликнулся на призыв.
Толпа волновалась, спорила, негодовала, вздыхала тяжело и безнадежно:
— Хороших вестей ждать нечего, а плохие лучше не слышать…
— А если тут про нашу погибель написано?.. Хоть узнать перед смертью, за что погибаем…
— Воля хана — воля аллаха… Чем навлекли мы на себя гнев божий?..
Кто-то громко выкрикнул: