Избранное
Шрифт:
Громкий разговор вдруг начался наверху и оборвался, прихлопнутый дверью. Шаги — очень много и в разных направлениях. Он с трудом заставил себя остаться на месте. Не в разных направлениях, а в одном, вниз по лестнице. И не так много.
Это была домработница из соседней квартиры, толстая добродушная немка, с которой он иногда перекидывался двумя-тремя словами.
Он остановил ее.
— Ist bei uns alles in Ordnung?
— Nein, nein!
Она быстро задышала.
— Ich weiss nichts… Es scheint mir… [2]
2
—
— Нет, нет!
— Я не знаю… Мне кажется…
Должно быть, он очень побледнел, потому что немка невольно шагнула к нему и вдруг опрометью бросилась вниз по лестнице.
Неворожин взялся рукой за перила. Опустив голову, он стоял с открытым ртом — он задыхался. Впрочем, это продолжалось недолго. Он подхватил выпавшую из рук трость и медленно вышел. Поворачивая на улицу Красных зорь, он еще раз посмотрел на освещенные окна.
Глухонемой сапожник, у которого снимал комнату Семушка — Кладбище книг, оказался не глухим и не немым. Он долго ругался за дверью, расспрашивая Неворожина и гремя чем-то железным.
— Что надо? Семен Михалыч спит! — крикнул он наконец, и все стихло.
Неворожин позвонил еще раз.
— Он спит, я вам говорю.
— У меня очень срочное дело, — ровным голосом сказал Неворожин.
— Какое дело в час ночи!
Он открыл наконец. Неворожин вошел в грязный высокий коридор.
Тусклая лампочка горела. Полный седой мужчина в нижнем белье, в пальто, накинутом на плечи, стоял перед ним. Неворожин повторил свою просьбу, прибавив, что, если бы это было возможно, он охотно отложил бы разговор до утра.
Ворча, сапожник указал ему маленькую, обитую рваным войлоком дверь.
— Здесь, кажется, заколочено?
— Почему заколочено? Постучите.
Ничего неожиданного не было в этой комнате, кроме мокрого белья, висевшего на протянутой из угла в угол веревке. В квадратной кирпичной печке, оставшейся с тех времен, когда она еще называлась буржуйкой, тлели уголья. Книг почти не было, только на окне лежало штук пятнадцать да столько же на стуле, подле постели. На другом стуле стояла переносная лампа. Она горела, и, закрывая дверь, Неворожин слышал, как сапожник проворчал, что «сперва жгут по целым ночам, а потом — почему большой счет, это они знают».
На деревянной кровати с шарами спал Кладбище книг. Он был в спортивном шерстяном шлеме, закрывавшем уши, и поэтому не проснулся, когда вошел Неворожин. Он щурился во сне. Закинутый унылый нос торчал из шлема.
— Семен Михалыч!
Кладбище книг вздохнул и сел.
— Не пугайтесь, это я. — Неворожин показал ему лицо. — Узнали?
— Что случилось?
— Ничего особенного. Завтра утром я уезжаю, а мы…
Не сводя с него глаз, Кладбище книг шарил под
— А мы с вами еще не рассчитались. Я не стал бы тревожить вас так поздно. Но я уезжаю в семь утра и предпочел зайти теперь. Я, впрочем, не думал, что вы ложитесь так рано. Помните, Семен Михалыч, за вами…
— А куда вы едете?
— В Париж, — невесело улыбнувшись, сказал Неворожин. — Семен Михалыч, дорогой, не все ли вам равно, куда я еду?
Кладбище книг надел пенсне. Лицо его чуть заметно дрогнуло. «Понял», — злобно подумал Неворожин.
— Впрочем, я еду ненадолго.
— Ага, ну что же. Счастливого пути.
— Спасибо. Но вот в чем дело, дорогой мой. Вы взяли у меня автографы и еще не расплатились. Вы помните… — Он шепотом назвал сумму.
— Нет.
— Что нет?
— Я не помню, — покашливая, сказал Кладбище книг.
Неворожин долго и холодно посмотрел на него.
— Ну вот что, будем говорить начистоту, — раздельно сказал он. — У меня обыск.
— Что?
— Обыск, — нетерпеливо повторил Неворожин, — меня могут взять каждую минуту. А если меня возьмут, как бы и вас… Да нет, — быстро добавил он, заметив, что Кладбище книг побледнел и перекосился, — я еще успею уйти. Но для этого нужны деньги.
Кладбище книг встал. Вялой рукой он откинул подушку и, порывшись, вытащил из-под матраца узенький сверток.
— Вот. Вот, возьмите.
— Что это?
— Это ваши бумаги. Мне не нужно. Я ничего не брал.
— Идите вы к… — Неворожин швырнул сверток ка постель. — Мне нужны деньги. Отдайте, и черт с вами. Я уйду, а вас они не тронут.
Сгорбленный, в нижнем белье, в спортивном шлеме, Кладбище книг стоял на цыпочках, вздрагивая и щурясь. Вдруг он бросился к двери. Неворожин опередил его и запер дверь на ключ.
— Дует, знаете, — пробормотал он.
— Что такое, в чем дело? — печально и высокомерно спросил Кладбище книг. — Вы пьяны? Идите проспитесь!
— Молчи, сволочь, — негромко сказал Неворожин и так взял его за руку, что Кладбище книг застонал и присел, — и давай сюда деньги… Семен Михалыч, — он опомнился, — поймите же наконец, что это в ваших интересах. Я не намерен упоминать вашего имени — чтобы ни случилось, — с иронией добавил он, — но все-таки… на всякий случай. Для вас лучше, чтобы меня не взяли. И меня не возьмут. Я уйду, уже все готово. Но мне нужно заплатить за это валютой.
Кладбище книг шевельнул губами.
— Что?
— Двери.
— Что двери?
— Вы закрыли на ключ?
— Да.
— Сколько вам нужно?
Мать открыла сама, это было удачно, потому что, думая о другом, он машинально позвонил два раза, вместо пяти.
— Борис, так поздно!
— Да, мама.
Квартира была коммунальная, и то одна, то другая дверь поскрипывала, когда, прямой и спокойный, с тростью в одной руке, с портфелем в другой, он быстро прошел по коридору.