Избранное
Шрифт:
бы от меня счастливый и радостный.
Я был велик и силен. Люди, встречая меня на улице, шарахались
в сторону, и я проходил сквозь толпу, как утюг.
Мне часто целовали ноги, но я не протестовал, я знал, что до
стоин этого. Зачем лишать людей радости почтить меня? Я даже
сам, будучи чрезвычайно гибким в теле попробывал поцеловать себе
свою собственную ногу. Я сел на скамейку, взял в руки свою пра
вую ногу и подтянул ее к лицу. Мне
палец на ноге. Я был счастлив. Я понял счастье других людей.
Все преклонялись передо мной! И не только люди, даже звери,
даже разные букашки ползали передо мной и виляли своими хвоста
ми. А кошки! Те просто души во мне не чаяли и, каким-то образом
сцепившись лапами друг с другом, бежали передо мной, когда я шел
по лестнице.
В то время я был действительно очень мудр и все понимал. Не
было такой вещи, перед которой я встал бы в тупик. Одна минута
напряжения моего чудовищного ума - и самый сложный вопрос разре
шался наипростейшим образом. Меня даже водили в Институт мозга и
показывали ученым профессорам. Те электричеством измерили мой ум
и просто опупели. "Мы никогда ничего подобного не видали",
сказали они.
Я был женат, но редко видел свою жену. Она боялась меня: ко
лоссальность моего ума подовляла ее. Она не жила, а трепетала, и
если я смотрел на нее, она начинала икать. Мы долго жили с ней
вместе, но потом она, кажется, куда-то исчезла: точно не помню.
Память - это вообще явление странное. Как трудно бывает что
нибудь запомнить и как легко забыть! А то и так бывает: запом
нишь одно, а вспомнишь совсем другое. Или: запомнишь что-нибудь
с трудом, но очень крепко, и потом ничего вспомнить не сможешь.
Так тоже бывает. Я бы всем советовал поработать над своей па
мятью.
Я был всегда справедлив и зря никого не бил, потому что,
когда кого-нибудь бьешь, то всегда жалеешь, и тут можно перебор
щить. Детей, например, никогда не надо бить ножом или вообще
чем-нибудь железным. А женщин, наоборот, никогда не следует бить
ногой. Животные, те, говорят, выносливее. Но я производил в этом
направлении опыты и знаю, что это не всегда так.
Благодаря своей гибкости я мог делать то, чего никто не мог
делать. Так, например, мне удалось однажды достать рукой из
очень извилистой фановой трубы заскочившую туда случайно серьгу
моего брата. Я мог, например, спрятаться в сравнительно неболь
шую корзинку и закрыть за собой крышку.
Да, конечно, я был феноменален!
Мой брат
выше ростом, а во-вторых, - глупее.
Мы с ним никогда не дружили. Хотя, впрочем, дружили, и даже
очень. Я тут чего-то напутал: мы именно с ним не дружили и всег
да были в ссоре. А поссорились мы с ним так. Я стоял: там выда
вали сахар, и я стоял в очереди и старался не слушать, что гово
рят кругом. У меня немножечко болел зуб, и настроение было не
важное. На улице было очень холодно, потому что все стояли в
ватных шубах и все-таки мерзли. Я тоже стоял в ватной шубе, но
сам не очень мерз, а мерзли мои руки, потому что то и дело при
ходилось вынимать их из кармана и поправлять чемодан, который я
держал, зажав ногами, чтобы он не пропал. Вдруг меня ударил кто
то по спине. Я пришел в неописуемое негодование и с быстротой
молнии стал обдумывать, как наказать обидчика. В это время меня
ударили по спине вторично. Я весь насторожился, но решил голову
назад не поворачивать и сделать вид, будто я ничего не заметил.
Я только на всякий случай взял чемодан в руку. Прошло минут
семь, и меня в третий раз ударили по спине. Тут я повернулся и
увидел перед собой высокого пожилого человека в довольно поно
шенной, но все же хорошей ватной шубе.
– Что вам от меня нужно?
– спросил я его строгим и даже слегка
металлическим голосом.
– А ты чего не оборачаваешься,когда тебя окликают?
– сказал он.
Я задумался над смыслом его слов, когда он опять открыл рот и
сказал:
– Да ты что? Не узнаешь, что ли, меня? Ведь я твой брат.
Я опять задумался над его словами, а он снова открыл рот и
сказал:
– Послушай-ка, брат. У меня не хватает на сахар четырех рублей,
а из очереди уходить обидно. Одолжи-ка мне пятерку, и мы с тобой
потом рассчитаемся.
– 112
СЛУЧАЙ НА ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГЕ
Как-то бабушка махнула
и тотчас же паровоз
детям подал и сказал:
пейте кашу и сундук.
Утром дети шли назад
сели дети на забор
и сказали: вороной
поработай, я не буду,
Маша тоже не такая
как хотите может быть
мы залижем и песочек
то что небо выразило
вылезайте на вокзале
здравствуй здравствуй Грузия
как нам выйти из нее
мимо этого большого
на заборе - ах вы дети
вырастала палеандра
и влетая на вагоны
перемыла не того