Избранное
Шрифт:
Миссия унизительная. Гилгуд, этот бесподобный человек, конечно, проявил величайшее понимание и показал себя истинным другом. Но тщательное расследование, проведенное им с большим тактом, к сожалению, не дало результатов. Боргхильд ничего не могла сказать о своем соблазнителе, кроме того, что это молодой солдат по имени Чарльз. Поистине скудная основа для поисков. Ведь множество молодых солдат зовут таким обыкновенным именем, как Чарльз, и устроить девушке очную ставку со всеми ними, чтобы она указала нужного, было бы и мучительно для нее да и, несомненно, безрезультатно. Настоящий Чарльз мог уехать, мог бы и отрицать все, а если бы даже он и признался, могло оказаться, что он уже женат, он мог оказаться и мерзавцем, так что для девушки было бы
Но Гилгуд каким-то чудом нашел парня из медицинского персонала, который согласился жениться на Боргхильд. Правда, он рядовой, но все-таки не совсем уж бог знает кто, поскольку он сын фабриканта. Капитан знаком с ним лично и может поручиться, что это порядочный парень.
Некоторое значение имеет и тот факт, что у юноши прямо-таки невероятно звучное имя — Чарльз Гордон.
Таким образом, риска никакого. В худшем случае, если совместная жизнь не наладится, молодые впоследствии смогут разойтись. К тому же этому Гордону скоро уезжать и не известно, придется ли снова с ним увидеться.
Так обстояло дело после секретного совещания, которое консул Тарновиус и капитан Гилгуд провели сегодня утром. На прощанье Гилгуд сказал, что все это прямо как в кино. В этом замечании была доля истины. Жаль только, что одну из главных ролей в фильме приходилось играть самому консулу. Но боже благослови чудотворца Гилгуда! Теперь Тарновиус отправится домой, пригласит дочь проехаться на машине и поставит ее в известность о своем решении.
Отец Чарльза Гордона был не фабрикант, а скромный садовник, занимающийся еще и изготовлением мармелада. Фабриканта по той или иной причине сделал из него Гилгуд. Но вообще-то не капитан предложил Чарльзу жениться на соблазненной девушке, это была идея самого Чарльза, и ему пришлось долго убеждать капитана, что он действительно на это готов.
Позже он с трудом пытался объяснить самому себе, почему он это сделал. Он ничего не знал о девушке, капитан только по секрету показал ему ее фотографию. Никакого расчета тут быть не могло, поскольку Гилгуд ни словом не обмолвился о материальном положении девушки. И не из-за идиотской доброты, как, наверное, думал капитан. Жажда приключений? Но эротическое приключение можно пережить иначе и более интересно.
«Нет, вот в чем дело: несмотря на твои двадцать четыре года, ты никогда не решался познакомиться с девушкой обычным образом, — цинично говорил он сам себе, сидя в маленькой армейской машине рядом с капитаном Гилгудом. — Да у тебя и времени на это никогда не было. Ты был слишком увлечен роялем, музыкой. У тебя не было ни времени, ни мужества и для солдатской службы. Ты всегда предпочитал играть влюбленному в музыку Гилгуду или заводить пластинки и спорить о музыке с Харрингтоном и Горацием Юнгом — двумя музыкантами. Это просто каприз, авантюра».
Каприз… «Capriccio — прозвучал в его ушах энергичный голос Харрингтона. — Presto Capriccio furioso». И вдруг он не смог удержаться от улыбки. Он увидел, что и капитан с помощью сигареты борется с улыбкой. Они отвернулись каждый в свою сторону, пока это не прошло, и потом капитан сказал: «Дело серьезное, Гордон. Это — судьба».
Машина остановилась перед новой виллой из гранулированного бетона, это был прямо-таки замок в доморощенно-мавританском стиле, светло-розовый, как детская попка, с балконом, выходящим на море, с верандой, купальней и бог знает чем еще. Был еще и сад, наполненный ароматом осенних цветов, которые росли на изящных клумбах между дорожками. Большая, хорошо выдрессированная овчарка важно вышла им навстречу. Чарльз Гордон смущался и чувствовал себя персонажем восточной сказки. В висках у него стучало, когда он вместе с капитаном поднимался по широкой лестнице, выложенной плитами под мрамор. Калиф, ищущий приключений.
Боргхильд Тарновиус, дрожа от волнения, наблюдала за ним из окошечка ванной. Она встала на табуретку и выглядывала в узенькое сводчатое окошко. Нет, это не он, но это она знала заранее.
Тот, настоящий, был совсем не такой, он походил на кудрявого бойскаута. Их свела Ревекка, служанка, у нее был дружок, товарищ Чарльза, рыжий солдат. Вчетвером они отправились в поле, лежали и курили. Боргхильд видела, как Ревекка отдавалась своему дружку, и сделала то же самое, причем все произошло очень быстро, поскольку она боялась поздно вернуться домой. Позже Ревекка ругала ее за то, что она была неосторожна. Чарльза она больше не видела. Ревекка сообщила ей, что он уехал в Италию, что он женат и у него двое детей. Так это приключение и кончилось. Боргхильд встречалась потом втайне с другими солдатами, гуляла с ними по полям, но была более осторожна, чем с Чарльзом. Потом жалела об этом, поскольку оказалось, что она «попалась» уже в первый раз.
Боргхильд спрыгнула с табуретки. Голова у нее шла кругом, она ничего не понимала. Поправила волосы перед зеркалом. Как все странно! Теперь ее будут продавать. Волна сладкого ожидания пронизала все ее тело, она чуть было не расплакалась, но взяла себя в руки. Лучше быть проданной, чем жить под надзором председательницы Христианского союза и слушать лицемерные наставления ее и родителей.
Чарльз Гордон поздоровался с консулом Тарновиусом и, к своему изумлению, услышал собственные высокопарные извинения. Слова слетали с его уст сами собой, образуя великолепный букет. Он глубоко сожалел о своем необдуманном поступке, о непростительной опрометчивости, но ему никогда бы и в голову не пришло бежать от ответственности. И так далее. Консул был совершенно сбит с толку и одновременно растроган, а капитан Гилгуд только слушал разинув рот, но вдруг поднялся и строгим голосом сказал:
— Что за чепуха, Гордон! Вы с ума сошли!
Смущенный Чарльз замолчал и покаянно опустил очи долу. Его одолевало волнующее ощущение нереальности происходящего. Как будто он стоял загримированный на сцене, изображая кого-то, и вдруг услышал, как зрители выкрикивают его настоящее имя.
— Я думаю, молодым людям надо поговорить наедине, — сказал консул капитану.
Он взял Гордона под руку и повел в другую комнату.
— Одну минуту, — сказал он, — моя дочь сейчас придет.
Чарльз внезапно остался один. Им овладело почти нестерпимое волнение. Он слушал, как консул открывал бутылки с содовой в соседней комнате. Испуганно оглядывал большую комнату, уставленную дорогой старинной мебелью. Здесь не экономили. В углу стоял рояль черного дерева. Его охватило страстное желание сесть за него и сыграть что-нибудь бурное, например этюд Шопена опус 25, № 10. Но тут портьеры раздвинулись и показалась его будущая жена. Какая молоденькая! Она была очень возбуждена, глаза ее метали молнии и избегали его взгляда. У нее темно-рыжие волосы, она в серовато-лиловом, словно перламутровом, платье. Она закусила нижнюю губу, прерывисто дышала, ноздри ее дрожали. Вдруг открыла рот, ловя воздух.
Чарльз растерялся. Все это ему не по силам. Он задрожал, на нервной почве у него заболели зубы. Им овладела обычная проклятая робость перед женщинами, бурное чувство стыда и раскаяния. Он не может больше играть эту идиотскую комедию, он погиб. Подобно жалкому школьнику, понимающему, что он проваливается на экзамене, он как лунатик подошел к молодой женщине и протянул ей руку.
Я хорошо понимаю, что вы сердитесь, — пролепетал он. — Прошу вас простить меня.
Боргхильд беспомощно пожала ему руку, по-прежнему избегая его взгляда. Он ощутил тепло от ее близости, благоухание ее волос, а иссиня-черный взгляд вдруг взглянувших на него глаз зажег в нем бурю чувств, ему захотелось обнять ее, но она отвела его в сторону, в самый укромный уголок комнаты, взяла его обе руки в свои и приложила к глазам. Рот ее по-прежнему был открыт, она в тихом изумлении качала головой, сжимая его руки.