Избранное

Байкурт Факир

— Милости просим в нашу деревню. Мой дом всегда открыт для вас, — так и сыпал словами Карами. — Разведем огонь, как и в прошлый раз, сможете пожарить мясо. Уж мы вас ждали, ждали…

На сей раз с американцами был другой переводчик.

— Нет-нет, — ответил за американцев переводчик. — И не настаивайте на приглашении. Нынче они решили остановиться в Чайырлы. Там уж готовят застолье. А на следующей неделе будут гостить в Кашлы. Мы уже приглашены туда. Если хотите, можете присоединиться к нам. Пожалуйста, мы не против. Каймакам-бей уже поджидает нас там. Удачная сегодня получилась охота. Американцы не хотят здесь задерживаться, сегодня же уедут обратно в Анкару. Может, одного

или двух кабанов поджарят здесь и съедят на обед, а остальных заберут с собой в город. Они говорили, что собираются одного поросенка поднести в подарок своему послу, чтобы показать, как удачно поохотились.

Пашаджик не прочь был присоединиться к гостям, но ему не хотелось идти одному, и потому он вопросительно взглянул на Карами, а тот замотал в ответ головой:

— Нет, к сожалению, не могу. У меня нынче вечером гости. Вот если б американцы приехали прямо к нам, тогда другой разговор. А так неудобно получается. Послушайте, приезжайте к нам на следующий выходной. Рады будем оказать гостеприимство. Приезжайте! Пора уже разделаться с этими погаными тварями, кабанами. Благодаря вам мы наконец избавимся от этой напасти.

Переводчик перевел американцам слова Карами, и они в ответ закивали головами:

— Спасибо, непременно приедем.

И сели в свои машины. Карами тоже завел свой джип, к нему подсели несколько наших, и они укатили обратно в деревню, остальные ушли пешком. А я с ребятами остался на полянке. Там до сих пор сильно пахло порохом и дымом, на земле кой-где виднелись лужицы крови. Интересно, где притаились те кабаны, которым все-таки удалось уцелеть?

В деревню я возвращался уже под вечер. Я нарочно пошел по той дороге, которая ведет к нам из Чюрюкташа — отец со своим американцем, по моим расчетам, могли вернуться только этой дорогой. На душе у меня по-прежнему кошки скребли. О чем только я не передумал, пока брел по пустынной дороге! А вдруг отец, чтоб похвастать перед американцем, выпустил все-таки куропатку? Если он так и сделал, то она без меня ни за что не захочет вернуться в клетку. Ну почему он не взял меня с собой? Почему? После того случая с Кадиром я никогда не открывал клетку вдали от дома.

У меня за спиной заурчал мотор автомобиля, я повернулся и со всех ног кинулся ему навстречу. Но они промчались мимо меня, насилу успел отскочить в сторонку. Однако почти на въезде в самую деревню машина все-таки затормозила, отец, наверно, попросил об этом американца. Дверца распахнулась, и отец поманил меня рукой, а когда я подбежал, сказал:

— Вот, Харпыр-бей, это и есть мой сын Яшар, тот самый, что приручил куропатку.

Американец пожал мне руку. Пальцы у него холодные и мягкие, зато очень длинные.

— Хорош твой куропатка, мальчик. Очен хорош. Вери гуд.

Он потянул меня за руку и усадил рядом с собой. Машина тронулась. Я первый раз в жизни ехал в машине. Ужасно интересно, как она, слегка покачиваясь, несется вперед все быстрей и быстрей. На повороте к нашему дому вдруг выскочил Карами и замахал руками.

— Стой! — кричал он. — Остановитесь!

Харпыр-бей нажал на тормоз. Карами подбежал к водительскому окну, сунул руку, поздоровался с американцем. Потом, обращаясь к отцу, затараторил:

— Давай, Сейдо-эфенди, выходи из машины! Наш уважаемый гость собирается, видно, заночевать в деревне. Не так ли?

— Да, — растерявшись, ответил отец, но тут же взял себя в руки. — Да, собирается. А что? Мы отлично поохотились, завтра продолжим. Он подстрелил десять куропаток, и я пять. Он хочет завтра опять поехать на охоту и потому заночует у нас.

— Не у вас, а у меня! — ответил Карами. — Я уже говорил об этом с твоим отцом Эльваном-чавушем.

Упрямый старик никак в толк не возьмет, что американцу в моем доме лучше будет. Но ты, надеюсь, понимаешь, что вам его и уложить негде будет. Они, эти американцы, привычные к хорошей постели, ему кровать нужна. Есть у тебя кровать с пружинами? То-то же, нету! Ему и еда особая нужна. И чистоту они любят. Что ты можешь ему предложить? Есть у тебя молоко, айран, чай, кофе, мед, варенье, сыр? Нету. А у меня — в избытке. Ты вот что, не обижайся на мои слова. Я говорю не для того, чтоб уколоть или попрекнуть. Боже упаси! Мы с тобой добрые соседи, односельчане. Вот я и хочу выручить тебя в трудный час. Помогу принять гостя как следует. Скажи, пусть заворачивает машину ко мне.

— Нет, Карами-ага, — замотал головой отец. — Неудобно мне. Мы с ним с раннего утра не разлучаемся. В Айватлы побывали, там он повстречал своих друзей, они уговаривали его остаться с ними, но он не согласился, потому как обещался у меня побывать. Как же мне сейчас сказать: не ко мне иди, а вот к этому, другому, человеку?.. Стыдно.

— Ничего не стыдно! Ведь и ты будешь с нами.

На этом отцовское сопротивление было сломлено. Он молча повесил голову: мол, делай как хочешь. Карами склонился над водительским окошком:

— Заворачивайте, почтенный, к моему дому, гостем будете.

Харпыр-бей вопросительно глянул на отца и, убедясь, что тот не имеет ничего против, кивнул головой. А Карами, как всегда, суетился, сыпал словами:

— Сегодня вы будете моим гостем у меня дома.

Отец сидел в машине мрачный и унылый.

А Карами показывал пальцем:

— Вот мой дом, разворачивайте машину. Туда, туда!

Харпыр-бей развернул автомобиль, и мы сквозь распахнутые широкие ворота вкатили на просторный двор Карами. Американец поставил свою машину рядом с джипом. Он первый вышел из машины, мы с отцом — следом. Клетка с куропаткой все еще стояла на заднем сиденье, рядом с ружьями. Я тихонечко потянулся и вытащил клетку из машины. Вот она, моя родненькая, опять со мной! Я прижал клетку к себе так, словно она была частью моего тела, которую оторвали, и я хотел, чтобы она опять прижилась. Харпыр-бей подошел ко мне и погладил по голове:

— Ты иметь очен хороший куропатка. Она есть очен хороший. — И опять провел рукой по моим волосам: — Гуд куропатка, очен гуд.

А Карами тем временем улещивал отца:

— Знаешь, Сейдо-эфенди, мою веранду, ту самую, что выходит на реку? Красота! Мы там постелим толстую кошму, сверху ковры, мягкие ковровые подушки. А то можно, как у них принято, поставить посередке стол со стульями. Как лучше будет, Сейдо-эфенди? Давай поднимемся, ты мне посоветуешь. — Он и Харпыра-бея взял под локоток: — Милости просим наверх.

Пока они втроем поднимались по лестнице на веранду, я, не чуя под собой ног, понесся с клеткой домой.

— Дедушка, дедушка, смотри, я куропатку принес! — закричал я.

— Ай да молодец! — обрадовался дед. — Ну, ставь ее на место. Значит, уберег он твою куропаточку. И то слава богу. Беги, пусть мама даст тебе для нее пшеницы и конопляного семени. И воды налей ей. Они ведь небось не догадались за цельный день напоить-накормить птаху. Эх-хе-хе, народ!

Я подсыпал куропатке зерна, поставил плошку с чистой водой. Потом мы вместе с дедом долго любовались, как сумерки наступают на наши горы. Чобаны гнали скот к жилью. Издалека доносился звон колокольцев. А вот Хасан появился из-за холма Бедиль, погоняя коров. Становилось все темней. Над дворами завились дымки очагов — женщины готовили ужин. Я увидел Гюльнаре, она шла по воду. Над Шами поднялась в небо красная луна. Ночь будет ясная…