Избранное

Горин Григорий Израилевич

Мьюил занимает кресло, дает денег Хозяину. В дверях ресторана появляются Соломон и Доктор.

Хозяин. Явление четвертое: те же и доктор.

Доктор. Добрый вечер, дамы и господа! Разрешите представиться: доктор Томпсон, психотерапевт. Частный кабинет – Манчестер-стрит, восемнадцать. Прием ежедневно. (Раздает публике рекламные карточки.) Лечение внутренних болезней, психических стрессов, меланхолии…

Соломон (склонился над Кином). Да подойдите же сюда, доктор!

Доктор (строго). Не надо давать мне советов,

друг мой! На вашем месте я бы лучше попытался поймать кэб, чтоб потом отвезти своего хозяина домой. Если, конечно, у него есть дом…

Кепка. Говорят, его жена выгнала…

Шляпка. Ну что ж, ее можно понять.

Мьюил. И все же, доктор, я прошу: приведите его поскорей в чувство – у меня мало времени.

Кепка. Нет, зачем же «поскорей»? Давайте по полной программе…

Цилиндр. Да уж, пожалуйста…

Соломон (в отчаянии поднял глаза к небу). Господи! И Ты на все это спокойно взираешь?

Соломон уходит.

Доктор. Итак, мой метод лечения включает в себя не только медикаментозные средства, но прежде всего – психологические манипуляции. Поясню на примере. (Подходит к Кину.) Вот типичный случай глубочайшего алкогольного наркоза. Обратите внимание: снижены рефлексы, затруднено дыхание… Пульс слабый! Реакция на раздражители… (Достал из кармана пузырек.) Это нашатырь! (Дает понюхать Кину.) Слабая реакция… Казалось бы, случай безнадежный. Но тут я перехожу на метод индивидуальной терапии. Ведь перед нами актер. А у каждой особи есть, как известно, свои специфические раздражители… (Достает из кармана колокольчик.) Первый звонок… Второй… Третий… Аплодисменты. (Аплодирует.)

Кин подает признаки жизни.

Помогайте мне, господа, помогайте!

Все аплодируют. Кин открывает глаза, тупо смотрит на собравшихся.

Цилиндр (Доктору). Браво!

Доктор. Проверено на цирковых лошадях… Только они реагируют на звук трубы.

Цилиндр. Разве лошади пьют? (Смеется.)

Кин. Где я?

Шляпка (Цилиндру). Тихо. Он заговорил.

Кин. Это сон?

Доктор. Да, голубчик. «Сон в летнюю ночь, или Что вам угодно?»

Все смеются.

Кин (тяжело поднимаясь). Так что вам угодно, господа? И почему все время один и тот же сон? Другим людям снятся поля, реки, птицы, цветы. Неужели я приговорен постоянно видеть во сне бинокли и лорнеты, потные физиономии, лоснящиеся от любопытства?! (Подходит к сидящим, разглядывает их.) Неужели моя несчастная голова не заслужила более приятных сновидений? (Заметил Мьюила.) А это еще кто? Такая рожа способна превратить сон в кошмар!

Мьюил (гневно). Какая наглость! (Вскочил.)

Кепка. Да садитесь вы, садитесь! Не мешайте.

Мьюил (оттолкнул Кепку). Оставьте меня! (Кину.) Я лорд Мьюил. И это никакой не сон.

Кин. Лорд Мьюил наяву? Еще больший кошмар!

Все смеются.

Мьюил. Я здесь не затем, чтоб выслушивать оскорбления! У меня поручение от его величества

короля! И если вы, сударь, способны хоть чуточку соображать, извольте меня выслушать! (Хватает Кина за руку, отводит в сторону.) Его величество велел передать вам письмо. (Отдает Кину письмо.) А на словах велел сообщить, что он крайне недоволен вами, мистер Кин! Вас не затем попросили со сцены Друри-Лейн, чтобы вы лицедействовали возле всех пивнушек Лондона. Это порождает нездоровые толки и оскорбляет честь и достоинство короля… Короче! Его величество требует, чтоб вы оставили актерскую профессию и подыскали себе какое-то более достойное занятие… На первое время вам будет выдаваться пособие – двести фунтов в месяц.

Цилиндр. О чем они говорят? Я ничего не слышу.

Кин (повернувшись к сидящим). Извините! Лорд Мьюил не знает законов нашего ремесла… Интересы зрителя – прежде всего. (Подходит к сидящим.) Так вот, леди и джентльмены, мне сообщили, что его величество король просит меня перестать быть актером…

Мьюил. Приказывает!

Кин. Вот даже как? Приказывает! За это мне обещают двести фунтов в месяц. Между прочим, когда я выступал на сцене театра, мне платили всего сто. Странная арифметика, не так ли? Быть актером – сто, не быть – вдвое больше. Так быть или не быть? – вот в чем вопрос.

Кепка. Конечно, не быть!

Кин. Умница! Дружище, ты следуешь законам здравого смысла. Но второй вопрос: как это сделать? Вот, скажем: ты кто? Человек в кепке! Прикажи тебе ее снять – и ты станешь человек без кепки. Логично? Но, с другой стороны, судя по выражению, ты порядочный остолоп. И хоть сто раз прикажи тебе не быть остолопом, у тебя вряд ли что получится! Только не обижайся, дружище, ведь я говорю и о себе. Актерство из того же ряда свойств, что и глупость. Просто это привлекательная глупость, она позволяет окружающим почувствовать себя умней… Актерство не плащ, не шпага, не цилиндр… Его нельзя снять в костюмерной. На сцене я актер, иду по улице – все шепчут: «Вот идет актер», выпил, уснул, и снова глазеют: смотрите, актер! Как он постарел, бедняжка!! Как же мне выпрыгнуть из самого себя?! Разве что умереть?

Мьюил (с усмешкой). Если нет другого способа, то придется…

Кин. О нет, милорд! И это не выход. И на мертвого на меня соберется огромная толпа. И потом, после смерти, я не исчезну, а перейду в театр теней и начну появляться на сценах всего мира… И не будет этому конца! Так и передайте его величеству! Не он мне приказывал стать актером, не ему дано запрещать. Ибо мой главный зритель – там, на небесах. Я думаю, Он и сейчас занял место в своей ложе и с улыбкой наблюдает за мной… И для Него я буду лицедействовать, петь и плясать, пока хватит сил… (Запел.)

Хоть годы меня уложили в постель, —Лей, ливень, всю ночь напролет!Из старого дурня не выбьете хмель,А дождь себе льет и льет!

Неожиданно полил дождь. Зрители испуганно стали раскрывать зонты.

Видите, какую декорацию Он построил? Пусть король попробует сломать…

Дождь усиливается. Публика испуганно разбегается.

(Поет, обращаясь к небесам.)

Пусть мир существует Бог весть как давно, —Чтоб дождь его мог поливать.Не все ли равно? Представленье дано.И завтра начнется опять!