Избранное
Шрифт:
– Ты совсем не такой, а? Помнишь курсы? Я же говорил: «Не выйдет из тебя настоящего бухгалтера!»
– Работал же, Григорий Александрович, - улыбался Македонский.
– Да ты из тех, кто дело делает, но душа твоя не в конторе сидела. Признайся, Михаил Андреевич? Помнишь, в тысяча девятьсот тридцать девятом году я проверку тебе делал? За дело я тебя ругал, а?
– Ругали правильно. Только это прошлое. А вот неожиданность - встретить вас здесь, в лесу. Вы по городу боялись ходить, Григорий Александрович!
– Ох и боялся…
…Темной ночью отряд в полном составе поднялся с Большого леса и тихо-тихо перешел через дорогу Бахчисарай - Бешуй и на рассвете залег в густом прилеске, в двух километрах от Лак.
В окошко председательского дома настойчиво постучались.
– Кто там?
– встревоженно спросил Лели.
– Это я, Григорий Александрович.
– Господи, вернулся! Сейчас, одну минуту - оденусь.
– Принимай гостей, - бухгалтер пропустил вперед закутанного в плащ-палатку широкоплечего человека.
– Здоров, председатель!
– Македонский! Ай да молодец… - У Лели кровь прилила к лицу от радости.
Они знали друг друга мало, иногда виделись только на районном партийном активе, но вряд ли кто чувствовал в жизни такую близость, какую они ощутили сейчас.
Большие дела немногословны.
Решили так: перегнать отряду сейчас же сто овец, муку, картошку, табак.
Фельдфебелю замазать глаза: на первый случай собрать несколько яловых коровенок, вина, готового вот-вот стать уксусом, пару десятков шелудивых баранов.
Немного увлеклись, но комиссар остудил:
– Надо подумать и о завтрашнем дне! Женщины, дети… О них подумать.
Положение, конечно, было очень сложным - Македонский понимал, но слишком большая осторожность комиссара не очень была ему по душе.
– Не будем предугадывать события, - сказал он.
– Нет! Будем! И я предлагаю так: начать эвакуацию Лак. Стариков, детей, женщин - в степные районы.
– Правильно!
– первым поддержал комиссара бухгалтер.
Как ни хотелось сохранить в деревне то положение, которое было до сих пор, но с трезвой логикой Черного нельзя было не считаться.
Уже через день по пропускам, привезенным председателем из Керменчика - тут он полностью пользовался правом бургомистра, - многие семьи стали покидать родные места. Делалось это осторожно, без шума, чтобы не встревожить оккупационные власти.
Дальнейшие события развернулись следующим образом.
Фельдфебель снова появился в Лаках. С ним были офицер, бледный, моложавый, с хлыстом, и толстенький напудренный румын в огромной четырехугольной фуражке. Они внимательно осматривали деревню. Рядом шел Лели и семенил Григорий Александрович с инвентарными книгами, потребованными
– Где хозяйство?
– отрывисто спросил офицер на чистом русском языке.
– Вот в деревне все и хозяйство. Скот угнали, так что ничего не осталось. Да не так уж много и было. Колхоз маленький, всего шестьдесят дворов.
Офицер круто повернулся к Лели, подошел ближе и уставился на председателя глазами.
– Вот что, дорогой бургомистр. Что такое ваш колхоз - знаю. Сам был агрономом в Фрайдорфе. Слыхал, наверное, про такую колонию в Крыму? Мне нужна правда!
– раздельно сказал немец.
– Я приготовил, что мог, господин офицер, - Лели показал на скотный двор, где стояло несколько тощих коров.
Офицер из Фрайдорфа никакого внимания на коров не обратил, остановился у правления.
– Деревня вполне обеспечит всем необходимым вашу часть, господин капитан, - обратился он к улыбающемуся румыну. Тот поддакивал, но, видно, ничему не верил.
– Староста!
– подчеркнуто сказал офицер.
– Деревня будет кормить румынскую часть. Мясо, вино, хлеб и все остальное…
– Но, господин офицер!
– Молчать! Я знаю, что ты коммунист, но также знаю, что ты расчетливый хозяин.
– Немного подумав, немец добавил: - И не болван. Если не хочешь болтаться на веревке - будешь делать. Да знай: нам известно, что большевики отсюда ничего не вывезли. Ясно?
Немцы уехали.
Основная часть Лак была тайно эвакуирована. Македонский и Черный привели отряд в Лаки, теперь уже, скорее, в то место, где при случае не так уж опасно принять и бой.
Для бахчисарайцев это была первая за несколько месяцев ночевка под крышей.
Партизаны мылись, стирали белье, брились.
Днем же отряд снова отсиживался в прилесках, откуда летучие боевые группы в составе трех или четырех самых отважных партизан уходили за Бахчисарай на магистраль Симферополь - Севастополь.
Они молниеносно налетали на одиночные фашистские машины и заставляли фашистов держать на этом участке сверхусиленную охрану.
А через несколько дней в Лаки пришла первая небольшая румынская команда во главе с унтер-квартирьером. Румыны, грязные, усталые после штурма Севастополя, плакали, ругали фашистов и своего Антонеску, напропалую пьянствовали и не замечали вооруженных людей, посещавших деревню.
Правда, значительно позже мы узнали: замечали, но делали вид, что кругом полный порядок.
Вскоре в деревню пришла румынская рота приезжавшего ранее румынского напудренного капитана. Начались повальные обыски, - разумеется, безрезультатные. Время врагом было упущено: все, что было, попало в партизанские руки и спрятано в надежном месте. Капитан ругался, бил солдат, особенно унтера, которого трезвым так никогда никто и не видел.
Уже с утра тревожно было на улицах деревни. Лели и Николай Спаи побежали в дома колхозников, которые еще задержались в Лаках.