Избранное
Шрифт:
– Нелегко, товарищ полковник.
– Вы командовали партизанской бригадой. Как жили со своим комиссаром?
– Дружно.
– И что же вас сближало?
– Многое, но прежде всего его личная храбрость.
– Весомо.
Рука Рыбакова заерзала по портупее вверх-вниз, вниз-вверх.
– Это он в меня прямой наводкой палит.
– Значит, конфликт на почве: комполка храбр, замполит недостаточно храбр, - Линев резко выбросил руку в мою сторону, потом в сторону Рыбакова.
– Если бы! Мы не можем
– Решали не вы, а Военный совет армии, - оборвал меня Линев.
– Что вам мешает сейчас?
– Я отвечу, - проговорил Рыбаков.
– Командир полка до сих пор не вписался в часть, хотя времени прошло вполне достаточно. Вот, к примеру, был он в батальоне капитана Чернова. С какой пользой? Собрал офицеров, поговорил с ними по душам, похвалил достойного, указал на ошибки того, кто их совершил? Ничего этого не было. Отхлестал, как мальчишку, опытного комбата и умчался аллюром. Тимаков даже не замечает, что политсостав полка порой вынужден выступать в роли пожарников - заливать холодной водой его огненные вспышки.
– Ты что же это меня при начальстве хлещешь?
– воскликнул я.
– Не нашел время сказать мне об этом один на один!
– Да, Рыбаков, действительно, почему ты ему все это не высказал раньше?
– строго спросил Линев.
– Так он же бежит от меня!
– Я? Бегу?… Это ты чуть свет на коня и то в райком, то в политотдел, то еще бог знает куда.
– Слушаю вас и удивляюсь. Здесь полк, а не детский сад. Как мне прикажете доложить Военному совету? Кого из вас надо отзывать?
– Меня нельзя, - выпалил Рыбаков.
– Это почему же?
– Я в петухановской трагедии не сторонний человек. Недоглядел многого.
– Красиво сказано, даже слишком. Однако ты-то здесь не одну пару сапог износил, а расплачиваешься скупо. Или под крылышком Стрижака полегче было? В нем-то ты признавал единоначальника. Ты, бывало, ни шагу без него. А сейчас, - Линев поднялся, застегнул на все пуговицы китель, - вон мы какие, оказывается: разыскать никак друг друга не можем. Свести ваши руки прикажете? У вас, командир, есть ко мне вопросы?
– Пока нет.
– Вы эти «пока» придержите при себе. Решительно отсекайте накипь в полку, но властью, вам данной, пользуйтесь с умом и сердцем.
Проводили начальника политотдела, стоим на обочинах дороги друг против друга. Черт возьми, как трудно сделать первый шаг, сказать нужное слово!…
– Замполит, так что там было сегодня в солдатских котлах?
– А, перловка да сало лярд, сало лярд да перловка.
– Рыбаков пересек дорогу.
– Заглянул вчера в хозроту, и представляешь - там борщ с салом и свежее мясо с капустой.
– Да ну, откуда?
– Пошли к Вишняковскому, спросим.
На окраине Просулова большой кирпичный дом с длинной пристройкой-сараем.
– Здравствуй, Валерий Осипович. Хорошо у тебя тут.
– Я пожал ему руку.
– Приглашай в дом, что ли, - подтолкнул его Рыбаков.
Комнатушка была маленькая, пахло свежим хлебом.
– У меня есть квасок, товарищ подполковник, - робко предложил Вишняковский.
– Тащи, о чем речь.
Рыбаков выпил, поставил стакан, крякнул:
– Ну и напиток, царский!
– Сушим остатки хлеба, вот и…
– Остатки, говоришь? А почему наш солдат в строевых ротах как Иисус в пустыне?
– спросил Рыбаков.
– Все, что положено по рациону, до грамма…
– А на каких харчах пухнет твоя хозяйственная рота?
– наступал Рыбаков.
Вишняковский открыл планшетку, закрыл ее и отбросил назад. Заморгав, выпалил одним духом:
– Обмен, честное слово!
– А может, обман?
– Я подошел вплотную к хозяйственнику.
– Никак нет! Операция… - Слово вырвалось неожиданно.
– Операция? Какая такая операция? Выкладывай как на духу.
– Дохлые кони кормят. Виноват… Мыло то есть, кони…
– Мыловарня?
– догадался Рыбаков.
– Ну-ка, ну-ка?
– На переправе дохлых лошадей, битюгов… Сюда - и на мыло. Мыло - в Цебриково, на восток, сто километров, в обмен на мясо, сало, картошку…
– Масштаб?
– Крохотный.
– Что требуется?
– Разрешения ваши, товарищ подполковник, товарищ майор.
– Так получай мандат, можем самый большой! По четырнадцать часов в сутки солдаты пузом землю гладят, на пять верст вокруг изрыли ее. Соки выжимаем… Нюх у тебя, бедовая голова, есть? Чем пахнет?
– Наступлением.
– В точку! Так подкорми, христом-богом прошу! Весь передний край Степной армии твой и переправа твоя. Подбирай дохлых битюгов, тащи в мыловарню!
22
Комбат Чернов встречает меня и замполита вежливо, официально. Не распахивает своей замкнутости, даже когда мы с Рыбаковым откровенно радуемся слаженному маршу курсантской роты «на встречный бой».
Короткий привал, и батальонная труба уже зовет на строевой плац с препятствиями. Чернов с секундомером стоит на возвышенности - плотный, с фуражкой, слегка надвинутой на прямой лоб, - и негромким голосом отдает самые неожиданные команды. Воспринимаются они будущими младшими командирами с готовностью: ползут по-пластунски, в полном боевом берут с ходу бум, перепрыгивают через заборы, выкладываются до последнего, будто и не знают усталости.