Избранное
Шрифт:
Потом заболел зуб, на котором держался мост, сломался другой, заныл третий. Елена Карповна сама взмолилась — удалите все, пусть будут протезы! Техник очень старался, протезы сделал красивые, естественные, подогнал удобно. Но когда день начинается с того, что запихиваешь в провалившийся рот кучу пластмассы, то это, как ни сопротивляйся, уже старость. Конечно, не хочется в это верить, даже если сердце работает с перебоями, отекают ноги и приходится систематически менять очки. Сопротивляешься, пьешь витамины, принимаешь модные лекарства, которые появляются каждый год, но постепенно привыкаешь
Когда она умрет, Гога искренно поплачет и быстро утешится.
В Заревшане ей устроили бы красивые похороны, с публикацией некролога в районной газете, с почетным караулом в Доме санпросвещения, с речами и стихами. А здесь похоронят как обыкновенную старушку, и только из уважения к Гоге, может быть, придут его товарищи — врачи…
А ведь она была главным педиатром целого округа! За двадцать лет ни разу не допустила развития эпидемий, год от года снижала детскую смертность. Была депутатом райсовета, к ее словам прислушивались и в райкоме, и даже в обкоме…
А какой у нее был дом, какая она была хозяйка…
Не забыть, как после республиканской конференции педиатров, которая проходила в Заревшане, председательствовавший доктор Мустафаев в конце заседания объявил:
— А сейчас все идем к Елене Карповне пить чай.
Она сперва испугалась — ведь не готовилась принять столько гостей. Но он успокоил — только чай, всем пить хочется. Только чай с сахаром.
В таких делах покойный муж был незаменимым помощником. В полчаса все организовал. Вскипятили пять самоваров, составили столы. Скатерти у Елены Карповны были очень красивые, сервизной посуды хватило на тридцать человек. А варенья она выставила на стол пять сортов! Три белых — черешню, баклажаны, абрикосы и два красных — вишню и ежевику. Только разлили чай — принесли от соседей свежеиспеченный лаваш. Все искренне веселились, пели, танцевали и благодарили ее за чудесно проведенное время. Елена Карповна перенеслась душой в тот золотисто-медвяный вечер своего прошлого и не обращала внимания на высокую тоненькую женщину в брючном костюме, которая остановилась около скамейки.
— Вы меня не узнаете? — спросила женщина. — Или, может, не хотите узнавать? Тогда, конечно, извиняюсь…
Не так уж много лет прошло, чтобы Елена Карповна забыла свою первую невестку. Конечно, время за два года производит перемены даже в молодых лицах. Но Надя не изменилась. Та же легкая фигурка, те же распущенные по плечам волосы. Только рот потерял детскую припухлость и глаза стали настороженней. Хорошенькая женщина, из тех, кому можно носить узкие брюки.
— Почему же не узнаю? Здравствуй, Надя.
Два года назад Елена Карповна часто произносила про себя уничтожающие обвинительные речи, обращенные к Наде. Но этот гнев остыл, слова сейчас ничего не изменят, ничего не вернут. Прежней ненависти Елена Карповна к этой девочке не испытывала.
Надя бочком примостилась на краешке скамьи.
— Ну, как ты живешь? — спросила Елена Карповна.
— Нормально. Живу с мамой. В личной жизни у меня перемен нет. Намечается кое-что, но пока неопределенно.
Елена Карповна усмехнулась
— По-прежнему в библиотеке работаешь?
— Я в настоящее время, признаться, нигде не работаю. Один знакомый летчик обещал меня стюардессой устроить. Вы же, наверно, помните, как я всегда стремилась путешествовать?
— Стюардессам, кажется, надо иностранные языки знать?
— Это на международных линиях. Туда вообще труднее устроиться. Мне пока бы на местных линиях полетать. Но у меня большая неприятность оказалась. Я как раз хотела с врачами посоветоваться, а тут вас встретила. Может, вы мне что подскажете…
— Я детский врач.
— Это все равно. Мой организм, оказывается, самолета совершенно ни на дух не переносит. В момент укачиваюсь. Прямо наизнанку выворачивает. Какая уж тут работа — одна мечта поскорее приземлиться.
— Значит, у тебя вестибулярный аппарат не в порядке.
— А исправить никак нельзя? Хоть операцией?
— Вряд ли. Медикаменты разные есть, пипольфен, например, аэрон…
— Это мне не годится. От пипольфена спят, а мне в воздухе работать надо. Водичку минеральную разносить, конфетки мятные. Это надо же, чтобы у меня оказался такой дурацкий аппарат! В последнее время даже как в небе заслышу самолет, так мне сразу тошно.
— Да, не повезло тебе, — сказала Елена Карповна почти с сочувствием.
— Я вообще в жизни невезучая. Правду говорят — не родись красивой, а родись счастливой.
Они помолчали.
— А как Гога живет?
Голос благоразумия продиктовал Елене Карповне сдержанный ответ:
— Ничего, хорошо, спасибо.
— Он теперь жену взял из вашей нации и с высшим. Теперь уж, наверное, ваша душенька довольна.
— Для меня важно — какой человек. Для меня ни национальность, ни образование роли не играют. Душа должна быть.
— Это только так говорится! — несогласно отозвалась Надя. — К примеру, с чего бы вам со мной не жить? Я вам не грубила, ни в чем не мешала. А вы меня сколько раз шпыняли: «Ты наших обычаев понять не можешь!» Новая невестка небось все понимает.
Елене Карповне вдруг показалось, что с наивной Надей действительно легче жилось. Надя вся нараспашку, с ней не надо было так считаться, как со скрытной, сдержанной Лилей.
— Моя невестка из тех, кто мягко стелет, да жестко спать, — вырвалось у Елены Карповны.
— Ай-ай-ай, значит, притесняет вас? У нее ведь характер еще тот! На работе ее никто не любит. Это не то что я. Ничего не требовала. Есть что поесть — мне и ладно. Нет — тоже обойдусь. А теперь Гога все дежурства подбирает. Конечно, ей не хватает, даром что сама врач, да и не сказать молоденькая — четвертый десяток пошел…
Елена Карповна как-то не осмыслила источника осведомленности Нади. Ее больно поразило, что Гога «подбирает» дежурства. В последние месяцы он не брал ни копейки из ее пенсии. Конечно, это делалось по наущению Лили, но Елена Карповна не огорчалась. Она решила откладывать деньги на выходной костюм и пальто для своего сына. А теперь оказалось, что ее бедный мальчик изнуряет себя работой.