Избранное

Адамян Нора Георгиевна

— Что молчишь? — накинулась на нее Софик. — Мы все на твою свадьбу новые платья пошили. Видишь?

— Ой, вижу! — сказала Джемма.

— Ну, говори — как живешь? Это ваша комната будет?

— Наша.

— А что тебе свекровь подарила?

— Часы, — ответила Джемма.

— Золотые! А еще что?

Теперь можно было без помех рассмотреть новые шелковые одеяла на кроватях, новое платье Джеммы, свадебные подарки, сложенные на низком круглом столике.

— Честное слово, девочки, я еще сама ничего не видела! — уверяла Джемма.

— Сейчас

увидишь, — пообещала Софик, — тут от завода подарок должен быть. Я сама слышала — директор месткому сказал: «Не вздумай что-нибудь безвкусное купить. Помни, в какой дом пойдет. Солидную вещь бери».

У Софик были цепкие руки и зоркие глаза. Недаром, когда на нее находило настроение, она выполняла по три нормы в день, а в сезон сортировки фруктов никто не мог с ней равняться.

Сейчас из груды свертков она ловко вытащила коробку с наклейкой ювелирного магазина и аккуратно развязала шпагат.

— Ну вот, «От коллектива консервного завода». Смотри, два подстаканника и сахарница. Серебро! А коробка какая! Ты подстаканники поставь в буфет, а коробку на туалетный стол — для красоты. Ну, что там еще есть?

Девушки разворачивали пакеты и ахали над розовым шелковым бельем, тонкими чулками. Софик прикидывала на себя серую материю и вертелась перед зеркалом, тряся изжеванными перманентом кудряшками.

— Ладно, это все так, — сказала голубоглазая Мелине, — подарки, больше, меньше, — они у всех бывают. Ты скажи — свекровь какая?

— Свекровь очень хорошая, — горячо ответила Джемма, — она веселая. Я ничего не умею — она смеется. Говорит: «Ты без матери выросла, откуда тебе уметь! Теперь научишься».

— Больше не будешь на заводе работать?

— Не знаю. Ничего я, девочки, не знаю…

— А ты не теряйся, — наставительно сказала Софик, — человек никогда не должен теряться. Что значит «не знаю»? А кто знает? Сама ты хочешь работать? Это ты решай.

Отчитывая Джемму, она продолжала копаться в ворохе свертков, но тут раскрылась дверь и в комнату плавно и быстро вошла полная моложавая женщина с приветливым лицом.

— Вот где скрываются наши розы, — певуче произнесла она, — а там молодые люди, товарищи Кима, скучают, требуют общества…

Девушки расступились перед Варварой Товмасовной. Она легкими шагами подошла к Джемме, обняла ее за плечи, притянула к себе.

Джемма будто замерла в руках свекрови. Ей было непривычно всякое проявление нежных чувств, она не умела ответить на ласку этой женщины. Было трудно даже улыбнуться, и детское лицо Джеммы напряженно застыло.

— Будь хозяйкой, пригласи подруг к столу, — ласково наставляла невестку Варвара Товмасовна, прижимаясь щекой к ее каштановым волосам.

Девушки не трогались с места. Они, не скрывая любопытства, рассматривали Варвару Товмасовну, ее синее шелковое платье, волосы, уложенные волнами, руки с длинными красными ногтями.

— Я ее самое замуж бы выдала, — шепнула подругам Софик.

— К столу, дорогие, к столу! — скомандовала хозяйка.

Джемма молча потянула подруг за руки.

За

длинным, блестящим от сияния хрусталя столом уже сидели гости. На месте тамады — директор завода Григорий Александрович Толоян. Дальше сослуживцы Варвары Товмасовны, родственники. Другая половина стола была отведена молодежи. Напротив тамады усадили молодых, а девушек, как они ни противились, Варвара Товмасовна разделила и разместила среди товарищей жениха.

— Что здесь происходит? — с деланным недоумением спрашивал Григорий Александрович. — Я ничего не понимаю. Для чего нас сюда позвали, что у нас торгуют, кого забирают? Еще неизвестно — согласимся мы или нет…

— Молчи, молчи! — гремел ему в ответ полный красивый человек, один из бесчисленных родственников Кима — дядя Степан. — Молчи, — кричал он, озорно подмигивая, — недоглядел, проворонил лучшее яблоко из своего сада. О чем теперь говоришь?

— А кому мы это яблоко отдали? — не сдавался Григорий Александрович. — Нет! На нас одним глазом не смотрите! Мы на мокрое место не сядем! Мы это яблоко не на сторону отдали — своему человеку, со своего завода! Как было нашим — так нашим и осталось!

Все это относилось к Джемме. Директор, которого она до сих пор видела только издали, на собраниях, говорил о ней. Этот стол был накрыт в ее честь, эта нарядная женщина, которую все так уважали, звала ее дочкой… А главное, о чем Джемма даже забывала в сутолоке дней, было то, что она теперь замужем и у нее есть муж.

Когда-то она над ним смеялась, как все девушки. Она тоже называла его «инженер-дитя» и повторяла вслед за Софик, что у него даже со спины видно, как щеки торчат. Но это было неправдой. Девушки над всем смеются. Софик смеется и над Арто, хотя сама в него влюблена. А Ким красивее, чем Арто. И щеки у него не торчат, и волосы кудрявые.

Джемма тихо тронула мужа за рукав. Ким взглянул на нее и улыбнулся.

Хлопали в ладоши люди за столом, звенели бокалы.

Старая мастерица Санам сказала, вытирая слезы:

— Хороша ли, плоха — вот она вся перед вами. Сирота, никого за спиной нет. Если уж теперь она ваша — ей перед вами отвечать, вам за нее отвечать.

Но лучше всех говорила Варвара Товмасовна — свекровь Джеммы. Она встала между молодыми, охватив их обоих за плечи раскинутыми руками.

— Я не хочу другой дочери, чем та, которую выбрало сердце моего сына…

Голос Варвары Товмасовны, проникновенный, взволнованный, растрогал всех. Женщины вытирали слезы.

— Молодые люди нашли друг друга, полюбили — и вот я счастлива их счастьем. Говорят, мать не может быть беспристрастной. Но я горжусь своим сыном не как мать, а как человек. И сейчас, на пороге новой жизни, я повторю ему: будь честным, будь принципиальным, будь мужественным…

Варвара Товмасовна переждала, пока стихли аплодисменты.

— В старину свекровь, проверяя невестку, заставляла ее подметать пол, готовить обед. Мне это не нужно. От моей Джеммы я потребую только одного: чтоб она была полезным членом нашего общества.