Избранное
Шрифт:
И Дмитрий Дмитриевич, который отлично понимал, что иначе они не могут, который сам на их месте поступал бы точно так же, должен был, по занимаемому положению, предупреждать, подписывать выговор.
— Вы еще многого не знаете, — вдруг сказал Георгий. Сказал так, как не положено было говорить с начальством. Ему надоело продолжать эту постылую игру. — Мы уже сегодня понимаем, что не уложимся в сроки по созданию моря. Мы перекинули оттуда рабочую силу на Гюмет. У нас трудное положение с теплоцентралью. Если нам не санкционируют расширение, мы задохнемся. Нам бывает очень трудно. И иногда только от какой-то
Зазвонил телефон. Дмитрий Дмитриевич снял трубку, сказал: «Так, так, позвони попозже» — и вызвал секретаршу:
— Пока ни с кем не соединять.
— Ну хорошо, — сказал Георгий, — я обыкновенный человек с зарядом энергии, которая должна иметь выход. Можно назвать ее творческой энергией. Она есть в каждом человеке. И мое «я» в данном случае вы должны понимать обобщающе. Так вот, я должен отдать свою энергию, иначе погибну. Дома у меня есть стол, кровать, радио, допустим, машина. Все, что надо современному человеку. Там, дома у меня, применения моим силам нет. Я отдаю энергию, силу, разум, волю своему делу, которое я выбрал в жизни и которое мое, как мои руки, ноги, кожа. В чем-то главном вы мне поверили — поручили большой участок дела. И тут же мелочным недоверием связываете по рукам и ногам. Мы не можем переставить ни одну статью расхода. Мы не можем сами распоряжаться финансами и временем. Мы скованы жесткими, обидными скобками. Вы понимаете, что это приносит только вред?
— Чего же вы хотите? Бесконтрольности? — перебил Дмитрий Дмитриевич.
— Доверия. Ведь мы люди известные, надежные, такие есть у вас во всех учреждениях, на всех строительствах. Мы приходим со школьной скамьи и остаемся при своем деле до смертного часа. Вы нас знаете, так верьте нам! Дайте нам самим использовать материалы, время, средства. Не суживайте рамки наших возможностей. Не допекайте мелочным контролем. Ведите его по большому счету. У меня за прошлый год четыре выговора. Я их не боюсь. На работе это не отражается. Но ведь выговор мне не должен быть вашей защитной отпиской. И не должен быть мне безразличен. Иначе какой в нем смысл?
Зазвонил особый телефон. Дмитрий Дмитриевич сразу внутренне и внешне подготовился к разговору. Он отвечал коротко, голосом сдержанным и деловым. В середине разговора густо покраснел, попытался прорваться со своими доводами и раза два торопливо, теряя тональность разговора, вставлял:
— Мы к этому не совсем подготовлены…
Потом еще:
— Это выше наших возможностей.
А потом только:
— Хорошо… Хорошо…
Положив трубку, он посидел с отсутствующим взглядом, закурил, будто приводя в порядок свои мысли. И наконец встряхнулся:
— А выговор вы все-таки получите.
Георгий кивнул:
— А как насчет теплоцентрали?
— Своим чередом, — уклончиво ответил Дмитрий Дмитриевич.
— А поселок?
— Я ничего от вас на этот счет не слышал и не знаю.
— Так что же мне делать?
Умные серые глаза Дмитрия Дмитриевича сощурились:
— То же, что и до сих пор, я думаю.
— Отлично, — сказал Георгий. И, покосившись на начальственный телефон, наклонился над столом: — Знаете, что такое обмен мнениями с начальством? Это когда приходишь к нему со своим мнением, а уходишь — с
Чистой рубашки не было. Георгий растерялся. Две чистые рубашки всегда лежали в его чемодане, и зачастую, отправляясь в командировку на два-три дня, он привозил их домой нетронутыми. А сейчас не было ни одной. Эвника про них забыла. Для чего он тогда вообще вез этот дурацкий чемодан? Мятая сорочка явно не подходила для посещения театра. Игренькова утром перевели в общежитие, и сейчас Георгий готов был пожалеть об этом, хотя вряд ли у Игренькова нашлась бы запасная рубашка, да и размер не тот. Георгий вспомнил, что в вестибюле ему за ночь намозолил глаза плакат: «При гостинице имеется бюро добрых услуг». Что они делают в этом бюро?
Георгий набрал номер.
— Вас слушают, — ответил девичий голос.
— Можете срочно раздобыть и доставить мне в номер чистую белую сорочку?
— Что-что доставить?
— Мне нужна мужская сорочка сорок второго размера.
В трубке хихикнули, потом сказали «минуточку», и с Георгием заговорил другой, уверенный женский голос:
— Что вам угодно, гражданин?
Георгий повторил свою просьбу.
— Мы не универмаг, — сказала женщина, — мы этого не можем.
— Что вы можете? — спросил Георгий.
— Вызвать такси, доставить вещи на вокзал, устроить вам экскурсию по Москве…
— Спасибо, — сказал Георгий, — я непременно этим воспользуюсь.
Нет белой рубашки. А, в конце концов командировочному человеку простительно. Он не дома.
Зажужжала электрическая бритва. Времени оставалось в обрез. Нарядные женщины уже кончили работать и торопятся в театр. Варвара Петровна, умница и красавица, будет ждать Георгия. Думать об этом приятно. Особенно теперь, когда он с ее помощью везет домой тридцать импортных тепловозов.
В дверь постучали. Коридорная сказала:
— Вам телефонограмму передали из министерства. Может быть, я что-нибудь не так записала…
У нее был смущенный, почти виноватый вид. Георгий взял белый листок.
«Скончалась бабушка Заруи хороним завтра соседи».
10
К затоптанному полу прилип большой коричневый лапчатый лист. Эти листья обреченно слетали с деревьев, настилались на землю, и от них в воздухе стоял горький, сырой запах осени.
И в большом опустевшем павильоне, едва из него вынесли утварь и посуду, едва опрокинули столик на столик, сразу запахло сыростью и запустением.
Нина огляделась вокруг. Ничего не осталось. Все подсчитано, взвешено, вывезено, сдано. Закончился сезон павильона-закусочной. Не бог весть с какими прибылями, были годы и повеселей, так сказали в курортторге, но и без особых убытков.
Списали актом два десятка ложек и вилок, положенное количество посуды, электрическую плитку, четыре клеенки. Прогоркло два кило масла, испортилось три кило колбасы. Кладовщик заодно подкинул несколько вздутых банок консервов. Это все тоже списали. Бухгалтер Мария Павловна вздохнула, но милостиво согласилась: «Такое ли еще списывали!» Неизвестно, куда делась сотня яиц. Их стоимость вычли из Нининой зарплаты. «Без этого не бывает», — сказала та же Мария Павловна.