Избранное
Шрифт:
Я не могла окликнуть Хиена, не могла выйти вперед, чтобы он увидел меня. Но все-таки я спустилась с тротуара и попыталась пробраться поближе к нему. Однако пробиться сквозь плотные ряды людей мне не удалось. Вдруг послышалось завывание сирен. Толпа заволновалась и начала расступаться, пропуская машины с красными крестами. Хиен и его группа свернули на улицу Пастера, а я застряла на месте, не имея возможности выбраться из толпы. Неожиданно донеслись крики:
— Есть раненые!
— Несколько человек убито!
Толпа и я вместе с ней двинулась к перекрестку. На асфальте тут и там темнели пятна крови. Дворец независимости был огражден несколькими рядами колючей проволоки.
Очевидно, энтузиазм участников переворота угас. Только толпа, заполнявшая улицу, продолжала возмущенно гудеть. Не обращая внимания на перестрелку, поток людей двигался с улицы Конгли на дворцовую площадь.
Я прислушивалась к голосам, ораторов, призывавших к свержению господства семьи Зьема, и мне казалось, что я различаю среди них охрипший голос Хиена. Я с трудом протиснулась сквозь толпу и на перекрестке улиц Пастера и Хонг Тхап Ты попыталась нагнать колонну, в которой шел Хиен, но мне это не удалось. Когда я подошла к дворцовой площади, то увидела, что солдаты разгоняют участников демонстрации. Они пытались задержать людской поток и не пустить его на дворцовую площадь, но остановить многотысячную массу было не так-то легко.
Джип с полковником и сопровождавшая их группа молодежи куда-то исчезли. Площадь перед дворцом загораживали несколько перевернутых грузовиков. На другой стороне площади стояла толпа — любопытные с соседних улиц пришли посмотреть на необычное зрелище.
События приобретали прямо-таки комический характер. Казалось, что для солдат главное не захват дворца, а борьба с населением, что основная их задача состоит в том, чтобы не подпустить людей к дворцу и даже к дворцовому парку.
В конце концов демонстранты были остановлены, и только колонна молодежи еще продолжала двигаться, с трудом пробиваясь сквозь солдатский заслон, не обращая внимания на штыки парашютистов и морских пехотинцев. На дворцовой площади вновь вспыхнула перестрелка. Колонна молодежи рассыпалась по обе стороны проспекта Тхонгнят, и все, словно по команде повернувшись в сторону дворца, начали выкрикивать: «Долой! Долой!» И тут я опять увидела Усатого Линя. Он энергично жестикулировал, отталкивая солдат, и кричал громче всех.
Когда молодежи все-таки удалось прорваться на площадь, в нее начали стрелять защитники дворца, засевшие в здании, а солдаты, выстроившиеся перед дворцом, угрожающе направили на демонстрантов дула автоматов, хотя стрелять не решились. Колонна молодежи смяла солдатский заслон и присоединилась к потоку, в котором была и я. И тут я увидела, как Хиен, высоко подняв над головой плакат, двинулся вперед. Солдаты встали на пути демонстрантов. Однако несколько человек, в их числе и Хиен, прорвались через заслон. Хиен с трудом тащил большой плакат. Из дворца раздались выстрелы. Солдаты тоже начали стрелять по толпе. Над нашими головами засвистели пули, загремели разрывы гранат, и я увидела, как двое или трое парней упали на землю, среди них был и Хиен. Я видела, как он, стоя на коленях, пытался поднять красный плакат. Раздался чей-то истошный крик: «Солдаты стреляют в народ!» Мне показалось, что это я сама кричала. Я рванулась вперед, проскочила через солдатский заслон и бросилась к лежавшим на дороге. С другой стороны к ним бежали еще несколько человек. Они опередили меня. Какой-то солдат наклонился и приподнял Хиена. Я подняла окровавленный плакат, закрывший его
— Все. Он уже мертв.
Я не могла глаз отвести от Хиена, не могла произнести ни слова и только молча глядела, как кровь медленно растекается по земле. Первые лучи солнца окрасили ее в ярко-алый цвет, который резко выделялся на темном асфальте. Рядом с Хиеном лежали еще двое, один из них был убит, второй тяжело ранен. Кто-то из стоявших рядом со мной парней зло выругался:
— Сволочи! Что же это за государственный переворот? Ведь они в народ стреляют!
Мы с Линем отнесли тело Хиена на соседнюю улочку, и я побежала сообщить его родственникам о случившемся горе.
В городе по-прежнему еще слышались редкие выстрелы. Жители, с раннего утра высыпавшие на улицы, постепенно расходились по домам. На рынке Бетхань почти уже никого не было. Остались лишь несколько торговцев да редкие покупатели.
Кто-то рассказывал, что в десять часов утра по радио передавалось сообщение командира районного отделения полиции, сторонника Нго Динь Зьема, но вдруг он оборвал речь на полуслове, и радио замолчало. А в районе Дворца независимости все еще продолжалась перестрелка. В городе ходили самые противоречивые слухи. Кто-то говорил, что участникам переворота наконец-то удалось захватить дворец, другие утверждали, что начались переговоры под руководством американского генерала — руководителя миссии США. Тут же сказали, что из Митхо прибыл племянник Зьема с верными войсками и восставшие вынуждены были отступить. Слухи… слухи… слухи…
Побывав у родителей Хиена, я рассказала о его гибели, а потом решила разыскать Хонг Лан. По соображениям конспирации, я не могла идти к ней домой и отправилась на почту, стала ее ждать в условленном месте. И тут вдруг подумала, что надо бы заглянуть к супругам Ба, может, они знают что-нибудь о Хоанге.
Когда я пришла к ним, было около двенадцати. Уличные громкоговорители передавали приказ военно-революционного народного совета, в котором объявлялось, чю «армия поднялась и свергла власть диктатора и феодала Нго Динь Зьема… приняла меры для борьбы против коммунистов, во имя спасения страны…».
Увидев меня, хозяин вскочил и возбужденно закричал:
— Что же это такое? Хороша революция по американскому образцу! Участники переворота выступают против коммунистов, они расстреливают наших соотечественников!
А жена тут же подхватила:
— Это не революция, не переворот! Это черт знает что! В результате еще больше разбогатеют лавочники, в руках у которых и рис и соль. Рис опять подорожал…
О судьбе Хоанга супруги Ба ничего не знали.
После неудачного переворота сразу же начались повальные аресты. Даже если ты не был коммунистом, тебя хватали как «мятежника и смутьяна». Любой житель города мог угодить в тюрьму, арестовывали всех подряд: военных, политических деятелей, интеллигентов, простых людей. Кто избежал ареста, спешил скрыться, уезжал из города в деревню, в горы. Среди них был и отец Линя. У них в доме произвели обыск, но Линь успел вовремя исчезнуть.
Итак, мы потеряли Хиена. Остальные были на местах, однако встречаться стало еще опасней. И не только потому, что в городе шли облавы, но еще и потому, что доносчик Ван, который учился когда-то вместе с нами, а потом исчез — говорили, будто уехал в Далат, — неожиданно объявился в городе и опять начал шататься возле школ. Однажды я и Хонг Лан чуть не столкнулись с ним на улице. Теперь нужно быть осторожными вдвойне. И в этой обстановке особенно приятно, было получить весточку от Хоанга — он назначил встречу.