Избранное
Шрифт:
Никаких пирамид.
Вообще ничего. Ни империи, ни Аустерлица.
И двенадцатый год, и роман-эпопея - прости.
О туман! Бесприютная взвешенной влаги частица,
Хорошо, что у Нельсона встретилась ты на пути.
Мне в истории нравятся фантасмагория, фанты,
Всё, чего так стыдятся историки в ней.
Им на жесткую цепь хочется посадить варианты,
А
И за то, что она не искусство для них, а наука,
За обидой не лезет в карман.
Может быть, она мука,
Но не скука. Я вышел во двор, пригляделся: туман.
1977
***
Там - льдистый занавес являет нам зима,
Весной подточенная; там - блестит попона;
Там - серебристая, вся в узелках, тесьма;
Там - скатерть съехала и блещет бахрома
Ее стеклянная, и капает с балкона;
Там - щетка видится; там - частый гребешок;
Там - остов трубчатый, коленчатый органа;
Там - в снег запущенный орлиный коготок,
Моржовый клык, собачий зуб, бараний рог;
Там - шкурка льдистая, как кожица с банана;
Свеча оплывшая; колонны капитель
В саду мерещится; под ней - кусок колонны -
Брусок подмокший льда, уложенный в постель,
Увитый инеем, - так обвивает хмель
Руины где-нибудь в Ломбардии зеленой.
Всё это плавится, слипается, плывет.
Мы на развалинах зимы с тобой гуляем.
Культура некая, оправленная в лед,
В слезах прощается и трещину дает.
И воздух мартовский мы, как любовь, вдыхаем.
1977
***
Небо ночное распахнуто настежь - и нам
Весь механизм его виден: шпыньки и пружинки,
Гвозди, колки... Музыкальная трудится там
Фраза, глотая помехи, съедая запинки.
Ночью в деревне, шагнув от раскрытых дверей,
Вдруг ощущаешь себя в золотом лабиринте.
Кажется, только что вышел оттуда Тезей,
Чуткую руку на нити держа, как на квинте.
Что это, друг мой, откуда такая любовь,
Несовершенство свое сознающая явно,
Вся - вне расчета вернуться когда-нибудь вновь
В эти края, а в небесную тьму - и подавно.
Кто этих
Небо ночное скрипучей заведено ручкой.
Стынешь и чувствуешь, как превращается в слух
Зренье, а слух затмевается серенькой тучкой.
Или слезами. Не спрашивай только, о чем
Плачут: любовь ли, обида ли жжется земная -
Просто стоят, подпирая пространство плечом,
Музыку с глаз, словно блещущий рай, вытирая.
1978
***
Ночной листвы тяжелое дыханье.
То всхлипнет дождь, то гулко хлопнет дверь.
"Ай, ай, ай, ай" - Медеи причитанье
Во всю строку - понятно мне теперь.
Не прочный смысл, не выпуклое слово,
А этот всплеск и вздох всего важней.
Подкожный шум, подкладка и основа,
Подвижный гул подвернутых ветвей.
Тоске не скажешь: "Встань, а я прилягу.
Ты посиди, пока я полежу".
Она, как тень, всю ночь от нас ни шагу,
Сказав во тьму: "За ним я пригляжу".
Когда во тьме невыспавшийся ветер
Находит нас, неспящих, чуть живых,
Нет ничего точнее междометий,
Осмысленней и горестнее их.
Кто мерил ночь неровными шагами,
Тот знает цену тихому "увы!".
Всё, всё, что знает жалкого за нами,
Расскажет ночь на языке листвы.
1978
НОЧНАЯ БАБОЧКА
Пиджак безжизненно повис на спинке стула.
Ночная бабочка на лацкане уснула.
Где свет застал ее - там выдохлась и спит.
Где сон сморил ее - там крылья распластала.
Вы не добудитесь ее: она устала.
И желтой ниточкой узор ее прошит.
Ей, ночью видящей, свет кажется покровом
Сплошным, как занавес, но с краешком багровым.
В него укутанной, покойно ей сейчас.
Ей снится комната со спящим непробудно
Во тьме, распахнутой безжалостно и чудно,
И с беззащитного она не сводит глаз.
1978
***
За все, за все...
Лермонтов
За что? За ночь. За яркий по контрасту
С ней белый день и тополь за углом,
За холода, как помните, за астму