Избранное
Шрифт:
Оборотню сил не занимать, какая-то девица на руках его не сильно тяготила. Золот, навьюченный седлом, упрямо топал за ним, мы с Везунчиком налегке – следом. Сегодня идти было не в пример приятнее: наконец-то распогодилось, прекратился противный моросящий дождь, начало пригревать солнце, послышались птичьи голоса. В лесу отчетливо запахло настоящей весной: прелыми прошлогодними листьями, влажной землей, мокрой хвоей, еще совсем слабо – свежей зеленью. Если тепло продержится, скоро тут травы будет по пояс!
–
Там сквозь слежавшуюся лесную подстилку пробивались низенькие, толстенькие, мохнатые и упрямые побеги, чтобы раскрыться маленьким ослепительно желтым солнышком.
– Сто лет первоцветов не видел, – произнес я и невольно улыбнулся. – Славные какие, а?
– У нас их лапушками называли… Ну, за то, что они пушистенькие такие, и листья у них с изнанки тоже пушистые и мягкие, как кошачьи лапки, – сообщила Эсси.
– А у нас двоелистником, – ответил я. – Потому что с изнанки листья и впрямь мягкие, а снаружи – гладкие.
– Глянь-ка, Север, – обернулся ко мне Хадрисс, – похоже, в эти гнусные места и впрямь весна пришла! Вон видишь ту лужу?
– Это не лужа, а целое болото.
– Да неважно! На ту сторону гляди!
– Бабочка! – счастливо взвизгнула Эсси и вихрем пронеслась над водой, сама похожая на солнечном свету на прозрачную бабочку. – Так рано!
– Поди, первая в этом году, – хмыкнул Хадрисс, словно расслышав ее слова.
– Хороший знак, – сказал я.
Бабочка была белой, с голубыми пятнами на крыльях. Вот окажись они просто белоснежными или там с черной каймой – тогда было бы над чем задуматься…
– Недурной, – согласился он и пошлепал дальше.
Оборотни вообще-то ходят неслышно, но сейчас Хадрисс изображал человека, а потому изо всех сил старался производить достаточно шума, но, признаться, немного переигрывал. Оставалось надеяться, что Золот не обратит на это внимания. К счастью, ему было не до того, он все норовил догнать Хадрисса и заглянуть в лицо задремавшей Злате, проверить, как она дышит. Нормально дышала! Я мог ручаться: случись что, оборотень бы первым заметил! Но ладно уж…
Так мы и прошагали до самого вечера. Нашли местечко посимпатичнее и устроились на ночлег. Припасы пока не попортились, хотя лично я бы не стал пробовать пару кусков мяса, не нравились они мне. Ну, Хадриссу такие мелочи безразличны, слопал и облизнулся. Я посмотрел на свою долю (сегодня паек раздавал Золот и меня, конечно, не обошел), перехватил взгляд оборотня, выбрал момент, когда Золот отвернулся к Злате, и бросил мясо Хадриссу. Тот неуловимым движением поймал кусок на лету и живо отправил его в пасть.
– Опять не успел проголодаться? – спросила Эсси. Сегодня она была молчалива и задумчива. Как устроилась на спине Везунчика, так и провела там весь день.
– Ему нужнее, –
– Да-да… – вздохнула она и больше ничего не сказала.
А вот Хадрисс, дождавшись, когда наши подопечные улягутся спать, подобрался ко мне и профыркал на своем наречии:
– А жара-то у девки нет…
– Отвар так быстро подействовал? – поинтересовался я. – Я уж думал, придется еще пару раз ей эту пакость влить.
– Да нет, – помотал лохматой башкой Хадрисс. – Ты не понял. Не спадал у нее жар. Его вообще не было.
– Ты уверен?
– Слушай, Север, я ее на руках нес, вообще-то! И уж я, наверно, отличу по запаху, здоров человек или болен! Ты вот, например…
– Эй, потише, – оборвал я, понимая, что Эсси наверняка слушает наш разговор. – Про себя я сам все знаю. Ты про нее говори.
– А чего говорить? Я тоже сперва подумал, отвар подействовал! Потом смекнул: не может такого быть, времени прошло всего ничего! Стало быть…
– Прикидывалась, – заключил я.
– Ну! И повторяю: болезнью от нее не пахнет. Ну так… чуток простужена, но это ерунда. Золот вон тоже соплями двигает, однако помирать не собирается. И кашляет она уж больно натужно, прямо изо всех сил старается!
– Очень интересно… – пробормотал я. – И зачем ей понадобилось нас обманывать, как думаешь?
– Да кто ж ее знает, – пожал могучими плечами Хадрисс. – Устала небось ножки бить! Думала, наверно, что ты ее на коня посадишь. А тут, видишь, личный носильщик объявился…
Он фыркнул себе под нос и добавил:
– Мне-то не тяжело, только брехунов страсть как не люблю!
– Я тоже, – вздохнул я. – Но сдается мне, она это затеяла не только ради того, чтоб у тебя в лапах прокатиться.
– А зачем тогда?
– На жалость давит. Бедную-несчастную да еще больную поди брось! – Я криво усмехнулся. – Это она здорово придумала. Такого бы я точно не сделал…
– Ну и что, заставишь ее завтра саму идти?
– Нет, друг Хадрисс… Ты уж потерпи, раз, говоришь, тебе не тяжело. Пускай прикидывается сколько влезет, но только, раз уж она такая больная, я в нее с утречка еще ивового отвару волью. Да покрепче!
Оборотень сдержанно хохотнул.
– Добрый ты, Север!
– Не то слово. Ложись-ка ты спать, вот что. А я покараулю…
Хадрисс привычно свернулся клубком (очень большим клубком) и мгновенно уснул. Признаться, смотреть, как он сладко спит на голой земле, было зябко даже мне!
– Да уж, Север, доброта из тебя так и хлещет, – проговорила Эсси, появляясь рядом. – Помню я, каков этот ваш отвар на вкус…
– Ничего, – ответил я. – Сама знаешь: за все нужно расплачиваться. Притворяется больной – пускай глотает лекарство. Мы о ней заботимся, между прочим!