Избранное

Йейтс Уильям Батлер

Медоречивый Байле — тот,

Кого молва еще зовет

Малоземельным Байле; с ним

Из Эмайна путем одним

Певцов и воинов отряд;

Был каждый радостью объят,

И все мечтали, как один,

О свадьбе Байле и Айллин.

Привал устроили в лугах,

Как вдруг, кружа листву и прах,

Промчался ветер — и возник

Пред королем чудной старик:

Растрепан, тощ, зеленоглаз,

И круглый, как у белки, глаз.

О птичьи крики в небесах,

Рыданья ветра в камышах!

Какую выспреннюю блажь

Внушает темный голос ваш!

Как жалки наши Нэн иль Кэт

Пред теми, чьих страданий след

Остался в сагах древних лет

И в ропоте твоем, тростник!

Хоть все постигший лишь постиг,

Что, как судьба нас ни балуй,

Смех детский, женский поцелуй —

Увы! — дар жизни в этом весь.

Так сколь же непомерна спесь

В том тростнике среди болот,

Где дважды в день проходит скот,

И в птичьих маленьких телах,

Что ветер треплет в небесах!

Старик сказал: «Я с юга мчусь,

Поведать Байле тороплюсь,

Как покидала край отцов

Айллин, и много удальцов

Толпилось тут: и стар и млад

Ее отговорить хотят;

Досадно, что такой красе

Не жить меж них, — и ропщут все,

Упорство девушки виня.

И, наконец, ее коня

Какой-то старец удержал:

«Ты не поедешь! — он сказал. —

Средь соплеменников твоих

Тебе отыщется жених».

Нашелся юноша такой,

Что, завладев ее рукой,

Взмолился: «Выбери из нас,

О госпожа!» И

в этот час

Среди разгневанной толпы,

Когда на все ее мольбы

Не отозвался ни один,

Упала, умерла Айллин.

Сердца у любящих слабы

Перед ударами судьбы;

Бросает их то в жар, то в лед,

Воображенье наперед

Им верить худшему велит.

Злой вестью Байле был убит.

И вот на свежих ветках он

К большому дому отнесен,

Где, неподвижен и суров,

У бронзовых дверных столбов

Пес Уладов тогда сидел;

Главу понуря, он скорбел

О милой дочери певца

И о герое, до конца

Ей верном. Минули года,

Но в день предательства всегда

Об их судьбе он слезы лил.

И хоть Медоречивый был

Под грудой камня погребен

Перед глазами Пса, — но он

Уж не нашел для Байле слез,

Лишь камень к насыпи принес.

Для косной памяти людской

Обычай издавна такой:

Что с глаз долой, из сердца вон.

Но ветра одинокий стон,

Но у реки седой тростник,

Но с клювом загнутым кулик

О Дейрдре помнят до сих пор;

Мы слышим ропот и укор,

Когда вдоль зарослей озер

Гуляем вместе с Кэт иль Нэн.

Каких нам жаждать перемен?

Ведь, как и Байле, мы уйдем

Одним протоптанным путем.

Но им — им Дейрдре все жива,

Прекрасна и всегда права —

Ах, сердце знает, как права!

А тощий лгун — чудной старик —

В плащ завернувшись, в тот же миг