Избранное

Махфуз Нагиб

— Да нет, в общем–то, ты прав. Я во всем с тобой согласен!

— Хватит ходить вокруг да около, — раздраженно перебил легавый. — Ты о деле говори!

— О деле? — Саид слабо усмехнулся. — С какого же дела начнем?

— С какого начнем, тем и кончим. Одно у тебя здесь дело — дочка твоя.

А жена, а деньги мои, паршивый пес? Ну погодите, погодите… Гляди мне в глаза. Ничтожество, жалкий слизняк, жук навозный… Горе тому, кто пляшет под дудку бабы. Но пусть они думают, что он согласен. Он кивнул. Один из подлипал сказал:

— Дочь твоя в надежных

руках, с матерью. Да и по закону шестилетней девчонке положено быть с матерью. Захочешь — можешь видеться с ней раз в неделю…

— Но есть кое–какие обстоятельства, из–за которых она по закону принадлежит мне.

Он нарочно повысил голос, чтобы было слышно на улице.

— Ты на что намекаешь? — с вызовом спросил Илеш. Легавый поспешил вмешаться:

— Так мы ни до чего не договоримся.

— Я ни в чем перед тобой не виноват. — Голос Илеша звучал уверенно. — Сама судьба так решила. Долг — да–да, мой долг мужчины повелел мне так поступить. И все ради нее, ради этой девочки…

Мужской долг, гадюка. Не долг, а предательство, двойная измена. Топор, занесенный над головой, и веревка от виселицы… Но все–таки надо увидеть Сану. И он со всем хладнокровием, на которое в этот миг был способен, сказал:

— Девочка ни в чем не нуждалась. У меня же оставались деньги, много денег…

— Это те, что ты награбил? — взорвался легавый. — Те, от которых отпирался на суде?

— Хотя бы и так. Куда они подевались?

— Да ни гроша у него не было! — завопил Илеш. — Клянусь вам, они в такой нужде остались — врагу своему того не пожелаю. А я — я только исполнил свой долг…

Саид не выдержал:

— Хотел бы я знать, откуда это вдруг у тебя взялись денежки, чтобы жить припеваючи, да еще и других содержать?

— А кто ты такой, что я должен перед тобой отчитываться? — рассвирепел Илеш.

— Не горячись, Саид! — сказал подлипала.

— Что до меня, — вмешался легавый, — так мне все ясно. Я тебя насквозь вижу. Да только не трудись понапрасну, кроме как о дочке, ни о чем я тебе говорить не дам.

Саид усмехнулся, отвел глаза. Придется уступить.

— Что ж, будь по–вашему, господин полицейский…

— Да, да, я тебя раскусил, но из уважения к этим людям все–таки позволю тебе повидаться с дочкой. Давайте ее сюда. Неплохо ведь и ее спросить тоже…

— Это как же, господин полицейский?

— Я ведь понимаю, чего ты добиваешься, Саид. Девчонка тебе не нужна, да и девать тебе ее некуда. Когда–то еще сам найдешь приют! Но из жалости, справедливости ради тебе ее покажут. Приведите девочку!

И мать. Пусть мать приведут тоже. Пусть встретятся взгляды. Может, хоть тогда я разгадаю эту дьявольскую тайну. Топор и веревка от виселицы…

Илеш пошел за девочкой. За дверью послышались шаги, и сердце больно сжалось. Саид закусил губу. Подступившая волна нежности и радостного нетерпения унесла и злобу и гнев. Вот и Сана — удивленно озирается вокруг.

Илеш держит ее сзади за плечи. Пришла все–таки. Как же я ждал тебя! В красивом белом платьице, а на ногах босоножки,

тоже белые, и проглядывают накрашенные ноготки. Смуглое личико, темные, зачесанные наверх волосы. Он так и пожирал ее глазами. А она недоверчиво переводила взгляд с одного лица на другое. Его лицо ей особенно не понравилось — ведь он рассматривал ее пристальней всех. И, чувствуя, что именно к нему ее заставляют подойти, она принялась изо всех сил упираться и пятиться назад. Он глядел на нее не сводя глаз, но на сердце стало холодно и пусто. Осталось только одно чувство — сознание утраты. Чужая. А глаза такие же, как у него. И такой же узкий овал лица. И нос с горбинкой. А вот — чужая! Где же голос крови? Или он тоже предал? И почему все–таки так хочется прижать ее к груди?

— Вот твой отец, — небрежно бросил легавый. А Илеш с бесстрастным лицом добавил:

— Поздоровайся с папой. Бедная мышка. Чего боится? Если бы она только знала, как мне дорога. Он протянул навстречу ей руку и судорожно глотнул: в горле стоял ком. Ободряюще улыбнулся, но девочка сказала: «Нет!» — и попятилась назад. Илеш преградил ей путь. Она закричала: «Мама!» — но Илеш снова легонько подтолкнул ее вперед:

— Поздоровайся с отцом!

Глаза присутствующих загорелись злорадным блеском. И Саид понял: тюремные муки не так уж тяжелы.

— Подойди ко мне, Сана! — В голосе его звучала мольба. И, чувствуя, что не вынесет отказа, он привстал ей навстречу.

— Нет!

— Я твой отец!

Она удивленно взглянула на Илеша. Саид упрямо повторил:

— Я твой отец, я! Иди сюда!

Она продолжала упираться. Тогда он — уже с силой — потянул ее к себе. Она закричала. Он прижал ее к груди, она заплакала и оттолкнула его. С отчаянием, понимая, что проиграл, он пытался ее поцеловать, но она отворачивала лицо, и он сумел поцеловать только руку, которой она отбивалась с безжалостной яростью.

— Да не бойся же, я твой отец, понимаешь?

У нее так же пахли волосы, как у ее матери, и этот знакомый запах заставил его вздрогнуть. А девочка отбивалась и горько плакала, пока легавый наконец не вмешался:

— Ты все–таки потише, она ведь тебя не знает!

С чувством горечи он отпустил ее, сел и злобно процедил:

— Я ее заберу! Последовало минутное молчание.

— Ты сначала успокойся… — начал было Баяза. Но Саид стоял на своем:

— Она должна быть со мной.

— Это уж решит судья! — отрезал легавый и вопрошающе повернулся к Илешу: — Ведь так?

— Мое дело — сторона, но ее мать без суда на это не пойдет.

— Я так и говорил с самого начала, — сказал легавый. — Короче — суд, и никаких разговоров.

Саид чувствовал, что еще немного, и он взорвется от ярости. Но надо сдерживаться. В конце концов, он пришел сюда не за этим.

— Будь по–вашему. Суд так суд!

— Как видишь, — сказал Баяза, — девочка живет хорошо, ни в чем не нуждается.

А легавый не преминул ввернуть:

— Ты бы сперва подыскал себе честный заработок… Но Саид уже овладел собой.