Избранное
Шрифт:
Заннуба опустила платье на колени и, повернувшись к Саннии, воскликнула:
— А ведь Мухсин тоже поет, сестрица. Ты не знала, что он поет? Какой у него голос, Санния-ханум! Разве я тебе не говорила, что он, да благословит его Аллах, пел в ансамбле певицы госпожи Шахлы?
— Ты шутишь! Неужели это правда? — удивленно воскликнула Санния.
Она вопросительно взглянула на Мухсина, но мальчик, избегая ее взгляда, листал страницы книги. Наконец он произнес вполголоса:
— Это было давно.
— Это правда,
На этот раз Мухсин посмотрел девушке в лицо, но опять быстро опустил глаза, ослепленный взглядом ее изумительных глаз.
— Да, пел, иногда.
— Мухсин, — попросила Заннуба, — спой нам: «Твой стан — эмир ветвей».
— Песню знаменитого Абд аль-Хаммули? — радостно вскрикнула Санния. — Но кто же может ее спеть? Это старинная песня, очень трудная.
— Мухсин ее знает, да хранит его имя пророка! — гордо ответила Заннуба, — Спой, Мухсин.
Мальчик снова вспыхнул.
— Я уже не знаю ее. Забыл, — пробормотал он.
— Может быть, Мухсин-беку трудно петь без аккомпанемента? — лукаво спросила Санния.
Мухсин энергично закивал головой.
— Да! Конечно! Совершенно верно.
Заннуба искоса взглянула на него.
— Ах, лгунишка! Ведь только вчера ты пел мне ее в столовой. Ты просто стесняешься.
— Нет, нет, — возразил Мухсин, подняв голову и стараясь говорить смелее. — Вчера я пел потому, что ты била в суповую тарелку вместо бубна.
Санния громко засмеялась, ее ровные зубы блеснули, как нитка жемчуга. Мухсин не понял, чему она смеется. Ведь он сказал это просто так, не претендуя на остроумие. Он внимательно и настороженно взглянул на девушку и, поняв, что ему действительно удалось ее рассмешить, весь вспыхнул от радости и гордости. Он почувствовал какое-то сладостное волнение. Никогда не испытывал он ничего подобного.
Санния встала и, улыбнувшись, предложила:
— Ну, а если вместо бубна будет рояль?
— Клянусь пророком, ты умница! — закричала Заннуба. — А твоя мама ничего не будет иметь против?
— Почему же? Наоборот! — весело ответила девушка. — Мама так любит песни покойного Абд аль-Хаммули! Когда он еще жил, а мама была маленькой, она часто его слушала.
Заннуба обернулась к Мухсину и сказала, вставая:
— Идем с нами, Мухсин.
Мальчик был счастлив, однако он не решался идти.
— Но… как же?.. — запинаясь, пробормотал он.
— Идем, Мухсин-бек, — ласково сказала Санния, подходя к стене. — Ты не должен отказываться. Я обещаю аккомпанировать тебе на рояле. Parole d'honneur [26] .
26
Честное слово (франц.).
Тогда Мухсин встал
Все трое перелезли через стенку и очутились на крыше дома доктора Хильми. Они спустились по лестнице в его квартиру и оказались в большой, прекрасно обставленной комнате со множеством расшитых золотом ковриков и подушек. На стенах висели головы суданских газелей и слоновые бивни. Над входной дверью красовалось большое чучело крокодила, тоже из Судана.
Мухсин сначала не мог понять, каким образом попали сюда эти суданские достопримечательности, но потом вспомнил, что отец Саннии, доктор Ахмед Хильми, был врачом в египетской армии и, как большинство военных, вероятно, находился некоторое время в Судане.
Санния оставила гостей в зале и побежала за матерью. Она нашла ее в спальне. Стоя на молитвенном коврике, старая госпожа заканчивала послеполуденную молитву.
Когда мать кончила молиться, Санния подошла к ней и сказала:
— Мама, я привела гостей, тетю Заннубу и… — она в нерешительности замолчала.
Ее мать поправила на голове молитвенный платок из белого шелка, поднялась и свернула коврик.
— Клянусь Аллахом, вот это хорошо! — радостно воскликнула она. — Добро пожаловать!
— Вместе с нею я привела ее племянника Мухсина, — быстро проговорила Санния с небрежным видом.
— Племянника? — переспросила мать в недоумении.
— Да! — несколько вызывающе подтвердила девушка.
Лицо старухи омрачилось.
— Этого еще не хватало, приводить сюда мужчин!
Санния насмешливо засмеялась.
— Мужчин! Разве это мужчина? Такой маленький мальчик! Знаешь, мама, — продолжала она, стараясь быть серьезной. — Говорят, у него очень красивый голос. Он споет тебе песни Абд аль-Хаммули.
Но мать Саннии была шокирована.
— Что ты болтаешь? — укоризненно сказала она. — Машалла! Он будет петь мне? Мужчина?
— Зачем ты все время говоришь «мужчина»! — раздраженно воскликнула Санния. — Я ведь сказала тебе, ситти, что это не мужчина. Он мог бы быть твоим сыном или даже внуком.
Но старуха ничего не хотела слышать. Повернувшись к дочери спиной, она заявила:
— Все равно, это не годится. Вот еще новости! Очень мне нужно делать такие глупости! В мои-то годы!
Девушка молча с досадой смотрела на мать.
— Ты, дочка, — продолжала старуха, — такая же, как все современные девушки. Гонитесь за этой скверной модой! Никто не может у вас ничего спросить, не нарвавшись на дерзость. Но что тебе угодно от твоей матери? Сделай милость, оставь меня в покое! Избавь меня ради пророка от этих новшеств. Аллах да укажет тебе праведный путь.
Санния схватила мать за руку, пытаясь насильно увести ее в зал, и горячо воскликнула:
— Не смеши людей! Я тебе говорю — это ребенок… Ребенок! Пойди посмотри сама. Идем.