Избранное
Шрифт:
— Знаешь, тетя, по каждому его движению видно, что он важный и почтенный человек! Правда?
Заннуба еще раз посмотрела на Селима, сидевшего у кофейни, и презрительно усмехнулась:
— Не знаю, что он из себя корчит, Сусу! К чему это глупое кривляние?
Вдруг Санния удивленно вскрикнула и снова схватила Заннубу за руку:
— Гляди, тетя, гляди! Кто этот эфенди с русыми волосами и подстриженными усиками? Он только что пришел. Посмотри, он сел позади твоего двоюродного брата.
Заннуба взглянула на эфенди, и ее сердце забилось сильнее. Но она не выдала своих чувств.
— Посмотри, как он улыбнулся, увидев твоего кузена, — продолжала Санния, не спуская глаз с нового
— Пока они еще не знакомы, — ответила Заннуба, и голос ее дрогнул.
— Еще не знакомы? — переспросила Санния, удивленная таким ответом.
— Да, — промолвила Заннуба, подавляя вздох. — Я хочу сказать, что когда-нибудь они, вероятно, познакомятся.
Она немного помолчала и, боясь себя выдать, добавила:
— Ведь он наш сосед.
— Этот молодой человек? — живо спросила Санния, продолжая смотреть на русого эфенди. — Ваш сосед? Это правда, тетя, или ты шутишь? Он живет один? А чем он занимается?
Мысли Заннубы были далеко. Не сводя глаз с кофейни, она рассеянно ответила:
— Чем занимается? Он богатый… землевладелец…
Но, заметив, что Санния неотрывно смотрит на русоволосого эфенди, она спохватилась, резко схватила ее за руку и строго сказала, отводя девушку от окна:
— Отойди, Санния, не показывайся так!
Санния весело воскликнула:
— Я не имею привычки смотреть в окно, но это, право, интересное зрелище! Каждый день у кофейни толпится столько разного народу!
Не получив ответа, девушка снова подошла к окну.
— А вот и Мухсин идет! — воскликнула она и, помолчав, продолжала:
— Он подошел к кофейне, поздоровался с твоим двоюродным братом и передал ему свои книги. Хорошо сделал, теперь он может идти сюда прямо с улицы.
Но Заннуба не слышала ни одного слова. Она молча смотрела на кофейню и размышляла: вот Селим встает и направляется домой с книгами Мухсина в руках, а мальчик уже звонит у дверей доктора Хильми. Мустафа-бек сидит один. Заннуба бросила на него последний взгляд и поспешно подошла к кушетке, чтобы взять свое покрывало.
— Куда же ты, тетушка? — спросила Санния.
Смутившись, Заннуба быстро, небрежно ответила:
— Схожу к портнихе. Я скоро вернусь.
— Как? — с упреком воскликнула Санния. — Ты оставляешь меня одну? Ведь ты же знаешь, что мамы нет дома.
— Клянусь твоей жизнью, — ответила Заннуба, укутываясь в покрывало, — через десять минут я вернусь.
— А разве так обязательно идти сейчас к портнихе? — обиженно спросила Санния.
— Да, Сусу. Я забыла сказать ей очень важную вещь. Если я хоть на пять минут задержусь, можешь меня ругать.
Подойдя к зеркалу, она принялась тщательно поправлять свой туалет, стараясь как можно элегантнее расположить складки покрывала и уложить на висках локоны крашеных волос. Она прихорашивалась с увлечением двадцатилетней девушки, и Санния не могла сдержать улыбки.
Вошла чернокожая служанка и доложила о приходе Мухсина. Через мгновение мальчик показался на пороге гостиной и смущенно остановился. Затем он подошел к Саннии и почтительно поздоровался.
Улучив момент, когда Санния на нее не смотрела, Заннуба проскользнула к окну и так из него высунулась, что с улицы все могли ее увидеть. Затем она быстро вернулась к девушке и Мухсину, еще раз подтвердила, что сейчас же вернется, простилась и торопливо вышла.
Мухсин и Санния остались одни. Мальчик чувствовал, что его робость и смущение, все усиливаясь, переходят в панический страх. Смелость, которую он весь день поддерживал в себе, готовясь к этой минуте, в одно мгновение улетучилась. Он стоял молча, понурив голову, словно провинившийся
Но Санния не была ни смущена, ни сконфужена. Хотя ей было всего семнадцать лет, лишь на два года больше, чем Мухсину, она чувствовала себя гораздо свободнее. Это была уже женщина в полном расцвете физических и духовных сил. Разговаривая с Мухсином, она время от времени опускала свои длинные черные ресницы и смеялась мягким, женственным смехом, только изредка разрешая себе скромно, застенчиво на него взглянуть. Но то было не естественное смущение, а кокетство. Может быть, это самая привлекательная черта египтянки. Ведь уроженка долины Нила — искуснейшая кокетка в мире. Она чутьем угадывает, какое впечатление может произвести один-единственный взгляд, и поэтому не часто дарит его собеседнику. Египтянка не расточает свои взгляды, как бойкая, подвижная француженка, а ценит их, бережет и прячет под опущенными ресницами, как прячут меч в ножнах, пока не наступает решительный момент. Тогда она поднимает голову и бросает один-единственный взор, которым выражает все, что хочет.
Наконец Санния прервала молчание и ласково сказала:
— Сюда, пожалуйста, Мухсин-бек.
Указав на большое кресло возле рояля, она, улыбаясь, спросила:
— Чему же ты будешь меня сегодня учить, профессор?
Мухсин ответил с удручающей вежливостью:
— Чему захотите, ханум.
— Не знаю почему, но мне по душе современные модные песенки, — с улыбкой сказала Санния. — Правда, вчерашняя песня, хоть она и старинная, мне тоже очень понравилась. Первый раз в жизни мне так полюбилась старинная песня. Это твоя заслуга, Мухсин-бек. Право, ты прекрасно ее спел, и твоя манера петь тоже удивительно хороша.
Мухсин покраснел, сердце его трепетно и сладко забилось. Словно почерпнув в этих милых комплиментах решимость, он произнес, заставив себя поднять голову:
— Благодарю, Санния-ханум. Вы очень любезны.
— Уверяю тебя, Мухсин-бек, у тебя редкий голос и поешь ты с большим искусством. Это искусство ты и должен передать мне, не так ли?
Ласково улыбаясь, она подошла к роялю, подняла крышку и села за инструмент.
Мухсин был совершенно очарован. Ему хотелось побороть свое смущение и побеседовать с Саннией. Подойдя к роялю, он сказал, стараясь казаться находчивым и остроумным:
— Это и есть тот рояль, на котором ты научишь меня играть, не так ли?
Но как только он это произнес, кровь бросилась ему в лицо. Санния метнула на него взгляд, перед которым не устояло бы сердце даже самого жестокого амалекитянина [31] , и ответила:
— Конечно. И даже ручаюсь за быстрый успех. Ведь у тебя прекрасный слух.
Она повернулась к роялю и пробежала пальцами по клавишам. Мухсин стоял позади нее. Он немного успокоился, ведь, сидя к нему спиной, Санния не могла его видеть. Мальчик украдкой рассматривал девушку и впервые заметил цвет ее волос и модную стрижку. Он пожирал глазами ослепительно белую шею Саннии и ее прелестную головку, окруженную нимбом черных блестящих волос. Мухсину вспомнилась одна иллюстрация в учебнике истории древнего Египта. Ему очень нравилась эта картинка, и он часто рассматривал ее на уроке истории, уносясь в мир грез, пока голос учителя не возвращал его к действительности. Картинка изображала женщину с подстриженными волосами, блестевшими как полумесяц из черного дерева: то была Изида.
31
Амалекитяне — народ, который, согласно мусульманским легендам, отличался необычайной жестокостью.