Избранное
Шрифт:
— Что же теперь делать?
— Ты прав!
— Да, конечно, я прав, но ведь этого мало. Ты, си Ханфи, глава семьи и старший в доме. Не промолчишь же ты и на этот раз? Нет, ты должен применить власть.
Ханфи надул щеки и важно произнес:
— Да, ты прав, необходимо применить власть…
Он взял Селима за руку и потащил за собой.
— Идем!.. Не беспокойся… Мы разнесем весь дом.
Он сказал это так пылко и решительно, что обрадованный Селим поверил ему и восторжествовал.
Ханфи и Селим подошли к дому
— Примени силу!
— Не беспокойся!
Ханфи вошел в комнату и увидел Абду, низко склонившегося над чертежной доской. Прикинувшись очень рассерженным, глава семьи гневно произнес:
— Что это за история с письмом? Неужели у нас в доме вскрывают чужие письма?
Подняв голову, Абда так свирепо взглянул на брата, что тому стало страшно, и закричал, что не отвечает ни за чьи письма и никому не позволит подозревать его в подобных поступках. Вскочив из-за стола, он подошел к Ханфи и крикнул:
— Нечего тебе соваться в такие дурацкие дела!
«Почетный председатель» замолчал и потупился.
— Что же ты молчишь? Зачем ты пришел? Отвечай, — кричал Абда.
Ханфи-эфенди поднял голову, кашлянул и вдруг заявил:
— Ты прав.
— Что? — завопил Селим.
Обезумев от злости, он схватил Ханфи-эфенди за локоть, ущипнул его и стал трясти, крича, что ведь глава семьи грозился разнести весь дом. Он продолжал обвинять Абду и требовал, чтобы Ханфи при всех откровенно высказал свое мнение.
«Почетный председатель» семейства повернулся к нему и проговорил:
— Ты прав!
Тогда снова закричал Абда. Он утверждал, что вся болтовня Селима к нему не относится, не касается его, ничего не говорит против него, и что… и что…
Ханфи избавил Абду от труда продолжать. Повернувшись к нему, он изрек:
— Ты прав.
Мабрук разразился громким хохотом. Несмотря на волнение и угрызения совести, рассмеялся и Мухсин. Было ясно, что Ханфи обратил все в шутку и на него нечего рассчитывать.
Селим рассвирепел и решил выразить свой протест другим способом. Подойдя к большому шкафу, он принялся собирать свои вещи, намереваясь покинуть этот дом.
— Дом сумасшедших. В нем нет хозяина! Здесь царит анархия! Это моя вина. Я понадеялся на господина кисляя, — бормотал он.
Но Ханфи-эфенди не дал ему уехать. Лаской, шутками, смехом он кое-как успокоил брата и, желая польстить ему и доставить удовольствие, сказал:
— И чего ты сердишься, си Селим? Наоборот, ты должен радоваться. Одно из двух, или это обыкновенное письмо, и тогда не беда, что его вскрыли, или же это письмо о любви и страсти, а если так, то ведь это прекрасно.
— Почему прекрасно? — процедил сквозь зубы Селим.
С самыми лучшими намерениями, желая сказать Селиму приятное, Ханфи продолжал:
— Конечно. Тебе повезло, что его распечатали. Теперь хулители лопнут от злости. Это тебе выгодно,
Слушая все это, Мухсин думал о том, как должны действовать слова Ханфи на Селима, которого это письмо покрыло позором. Стараясь сдержать смех, мальчик выбежал из комнаты. В столовой он увидел Абду, который, стоя лицом к стене, зажимал рот рукой, давясь от смеха.
Глава шестнадцатая
Через несколько дней письмо получил Мухсин.
Теперь одного слова «письмо» было достаточно, чтобы заставить трепетать сердце любого из обитателей их квартиры.
Однако Мухсин сейчас же увидел, что письмо пришло из Даманхура от его родителей. Они прислали ему карманные деньги, а Ханфи-эфенди — ежемесячную сумму на содержание племянника. Родители выражали удивление, что, несмотря на близость зимних каникул, Мухсин ничего не пишет о своем желании их видеть и даже не сообщает день приезда, как делал каждый год.
Действительно, Мухсин не думал ни о поездке домой, ни о каникулах. Все его мысли были заняты Саннией. В этом году он еще меньше, чем всегда, общался с товарищами по классу. В школе он с трудом выдерживал до конца занятий и с нетерпением ждал часа, когда можно будет уйти домой. Во время перемен он готовил уроки на завтра, чтобы вечером быть свободным.
Письмо с просьбой приехать в Даманхур застало его врасплох. Он как будто очнулся от сладостного забытья и увидел действительность. Ничего не поделаешь. Надо ехать!
Хотя каникулы были короткими, всего десять дней, они казались Мухсину бесконечными. Но когда мальчик, мысленно представил себе родителей, его потянуло к ним, и он немного развеселился при мысли о том, что скоро их увидит.
В этом году не только Мухсин забыл о поездке в Даманхур. Заннуба тоже о ней не вспоминала. А ведь она всегда заранее осведомлялась о начале каникул, чтобы приготовить подарки, которые посылались родителям Мухсина. Удивленный тем, что тетка тоже забыла о каникулах, мальчик пошел ей напомнить, что скоро уезжает. Он нашел Заннубу в ее комнате за раскатыванием теста для печенья, называемого «газельей лапкой».
«Оказывается, она не забыла», — подумал Мухсин, но, сделав вид, что не понимает смысла ее приготовлений, спросил тетку, что она делает.
Заннуба смутилась и ответила, краснея:
— Слуга соседа принес миску муки и чашку масла, чтобы мы сделали для них немного «газельих лапок».
— Мустафе-беку? — удивленно спросил Мухсин.
Не глядя на Мухсина, Заннуба ответила, продолжая заниматься своим делом:
— Ведь там нет никого, кто мог бы сделать это печенье. Вот он и обратился к нам. Ты же знаешь пословицу: «Пророк направляет к седьмому соседу».