Избранное
Шрифт:
Вот и белое сооружение. С первого взгляда оно походило на длинный каземат, повторявший крутые изгибы рельефа, и, казалось, не имело конца. От него ответвлялся комплекс приземистых строений, вроде бы одинаковых, но расположенных уступами — друг над другом — в живописной сообразности с уклоном земли. Между строениями, насколько можно было различить в неопределенно-обманчивом, хотя и ярком свете луны, не было ни малейшего промежутка. Получалось некое непрерывное препятствие, напоминавшее древнюю фортификацию.
Добравшись до подножия стены, целиком залитой в этом месте лунным светом,
Однако этот редут, или длинный каземат, или ряд павильонов — непонятно, как и назвать эту чертовщину, — не производил впечатления чего-то безликого и мертвого наподобие трансформаторной будки, не казался глухим и отрешенным, какими бывают могилы (сосредоточенные, замкнутые в себе, безразличные к окружающей жизни).
Эрманн и Элиза Исмани обнаружили в стене там и здесь разного рода отверстия, ускользнувшие при первом наблюдении: круглые, квадратные либо в виде тонкой прорези, прикрытые тонкими сетками. В некоторых — правда, их было не очень много — имелись выпуклые стекла круглой формы, похожие на линзы или на зрачки; в них, отражаясь, поблескивал лунный свет.
Присмотревшись, они заметили над верхней кромкой стены черные заросли маленьких антенн, филигранных экранов, вогнутых решеток, похожих на радарные, а также тонких трубок с колпачком сверху и оттого напоминающих каменные трубы в миниатюре; виднелись даже какие-то забавные челки, напоминавшие кисточки для смахивания пыли. Голубые, матовые, они были с трудом различимы, особенно во тьме.
Неподвижно глядели на них супруги среди необъятной ночной тишины. Но тишины не было.
— Слышишь? — спросил Эрманн.
— Кажется, слышу.
Из-за белой стены доносился едва уловимый шорох, невесомое стрекотание — пространный, глубокий и вместе с тем едва касающийся слуха звук, словно тысячи муравьев потоком исторгались из разоренного муравейника и стремглав разбегались во все стороны. Звук этот сопровождался почти неуловимым гуденьем, печальным и изменчивым, в которое вдруг вплетались беспорядочные короткие шумы, отдаленный шелест, щелчки, приглушенное клокотанье жидкости, ритмичные вздохи, столь легкие, что почти невозможно было определить, слышны ли они наяву, или это кровь пульсирует в висках. Значит, какая-то жизнь кипела в темницах таинственной крепости, лишь на вид погруженной в сон. Да и все эти разнообразные маленькие антенны, видневшиеся над бровкой, вовсе не застыли в неподвижности. Пристальный взгляд мог обнаружить чуть заметные колебания, словно здесь неустанно совершалась напряженная работа.
— Что это? — тихо спросила Элиза Исмани.
Муж сделал ей знак молчать. Ему померещилось, будто под стеной, метрах в пятидесяти от них, что-то мелькнуло. И тут, по необъяснимой связи мыслей, в памяти всплыла бредовая угроза Эндриада: «Мы завладеем всем миром».
В этот миг он увидел самого Эндриада. По
Стояла такая удивительная ночная тишина, что, несмотря на расстояние и на этот гул, супругам Исмани удалось расслышать несколько слов.
— Можно, можно, — говорил Эндриад. — Но нас не это должно…
Затем они увидели нечто странное. Эндриад остановился, повернувшись к стене, и у Исмани мелькнула мысль, будто тот собрался помочиться. Но Эндриад продолжал говорить, легонько притрагиваясь к стене каким-то большим посохом, словно родитель, дающий наставления сыну.
Слуха достигали лишь обрывки фраз, но смысл можно было разобрать. Раза три или четыре Эндриад повторил: «Не понимаю, не понимаю».
Исмани решил, что неудобно тайком подглядывать за ним и подслушивать. Дабы обнаружить свое присутствие, он кашлянул.
Словно ужаленный, Эндриад резко обернулся и, взмахнув руками, метнулся в одно из углублений в стене. «Кто идет? Кто идет?» — испуганно кричал он. И из-за угла наставил прямо на Исмани свой посох, который вдруг блеснул в лунном свете; Исмани сообразил, что это винтовка.
— Профессор, да ведь это я, Исмани… Вот гуляем с женой…
Ствол опустился. Эндриад приблизился к ним. Он держался настороженно и был в большом замешательстве.
— Я, знаете ли, каждый вечер перед сном делаю обход, проверяю… Ха! Разумеется, при оружии. Эту отличную штуку добыл мне майор Мирти. Американская. С очень точным боем.
— И бывали неприятные встречи?
— Слава богу, пока нет. Брожу, смотрю, думаю, разговариваю… — Он сделал паузу, словно прощупывая почву для следующего шага. — Разговариваю… Строю планы. Однако же вы меня напугали… — И снова хохотнул. Потом указал на каземат: — А об этом поговорим завтра. Я вас проведу внутрь, все покажу. Это лучше днем. Потому что ночью… Ночью здесь, в горах, не рекомендуется…
— А что, холодно? — спросил Исмани.
— И холодно, и все прочее…
Супруги Исмани расстались с Эндриадом перед своим особняком. С порога они видели, как их спутник шагает по лужайке, наблюдали за его гротескной, подвижной фигурой.
— Эрманн, — сказала жена, — с кем он разговаривал?
— Ни с кем. Сам с собой. Многие разговаривают сами с собой.
— Там кто-то был. Честное слово, там кто-то был.
— Мы бы увидели, если б был.
— Я знаю, что был. Я слышала чей-то голос.
— Голос? Я ничего не слышал.
— Да, голос, только какой-то странный. Ты просто не обратил внимания.
— Ох, выдумываешь, милая моя Элиза.
Эндриад, супруги Стробеле и супруги Исмани отправились осматривать устройство, когда солнце поднялось уже высоко. Погода стояла чудесная, и нависающие со всех сторон горы сверкали белоснежной чистотой.
Миновав луг, они добрались до опоясывавшей территорию низкой стены. Здесь, возле железной дверцы, их поджидал старший техник Манунта.