Избранные циклы фантастических романов. Компиляция. Книги 1-20

Михеев Михаил Александрович

Возвращение на базу выглядело триумфальным. Два крейсера, плюс еще два грузовых корабля, которые удалось захватить по дороге в качестве призов. Как показалось Севастьяненко, флаг перед двумя быстроходными крейсерами спускали едва ли не охотно. Интересно, как бы повели себя экипажи японских кораблей, узнай они, что на кораблях Севастьяненко людей едва-едва хватает для обслуживания машин, а к орудиям почти некого ставить. Тем не менее, их в подобные нюансы никто не посвящал, и в результате пришлось выделять людей еще и на них, и плестись черепашьим шагом, подстраиваясь под возможности «купцов». И ведь бросить-то жалко — в трюмах одного корабля находились только что закупленные в Австралии лошади. Конница японцев в столкновениях с казаками несла чудовищные потери, ее периодически приходилось воссоздавать практически с нуля, и лошади были нужны. Мичману же они, напротив, не требовались,

но… Но глядя на то, КАК смотрели на этих лошадей многие из его матросов, сами вчерашние крестьяне, для которых в недалеком прошлом такой вот ухоженный конь значил целое состояние и шанс не умереть с голоду и прокормить семью, он плюнул мысленно и приказал корабль не затапливать, а тащить с собой. Зато на втором корабле, большом, тихоходном и невероятно грязном, нашлось почти пять тысяч тонн столь необходимого им кардифа, закупленного в Британии. Кстати, попадались и британские, немецкие, французские корабли, но их Севастьяненко решил пока не трогать. Если так пойдет и дальше, время этих жирных гусей скоро придет, но сейчас — рано.

Словом, уйти на миноносце, а вернуться во главе небольшого флота — более чем достойный результат похода. Единственное обстоятельство, которое сейчас омрачало настроение — это тот факт, что оценить его удачу оказалось практически некому. Пока Севастьяненко геройствовал в южных морях, адмирал Эссен со товарищи ушел в новый поход, и когда он вернется, оставалось только гадать. И лишь миноносцы лейтенанта Иванова, залатав пробоины от встречи с британским крейсером, поочередно охраняли порт. Севастьяненко с коллегой, отмечая возвращение, в первый же вечер нажрались едва не до потери пульса, однако после этого им оставалось только ждать и, пользуясь передышкой, заниматься ремонтом. Причем в меру сил — «Херсон»-то ушел с флагманом…

Борт крейсера «Рюрик». Примерно в это же время

Разумеется, на ходу вносить коррективы в заранее продуманную операцию — занятие неблагодарное, но в этот раз все прошло как нельзя лучше. Возможно, потому, что ТАКОЙ наглости японцы от них попросту не ждали. А может быть, из-за того, что за не такой уж и долгий срок и Эссен, и Бахирев, и многие их офицеры научились импровизировать. Неважно, главное, получилось, и результат наверняка заставит японцев еще сильнее растянуть остатки своих невеликих сил.

Ну кто, спрашивается, в Токио мог ожидать, что нападут на них, на столицу, да еще и столь неожиданным и страшным образом? Правильно, никто. И в результате два корабля беспрепятственно вошли в порт, а потом взорвались и полыхнули, ярко и со вкусом. Ради взрывов пришлось даже пожертвовать частью начиненных шимозой снарядов из трофеев, но оно того стоило. Селитра отменно горит, и, пока русские моряки на двух катерах уносились в море под прикрытие «Рюрика», буквально заваленный ею город, построенный в лучших японских традициях, заполыхал весело и со вкусом. Урон, правда, вышел отнюдь не запредельным — с огнем японские пожарные, люди опытные и самоотверженные, справились на удивление быстро, однако сам факт такой диверсии уже ставил их страну в угрожающее положение. Демонстрация того, что с ними не церемонятся и готовы нанести удар практически по любому участку побережья, сразу заставлял японцев почувствовать собственную уязвимость и начинать активно думать о плотной обороне, что силами всего четырех полноценных кораблей линии осуществить было попросту нереально. Оперировать же меньшими силами означало подставить их под удар русских кораблей, одним махом перехвативших инициативу. А главное, адмирал Того даже приблизительно не представлял сейчас, что это за корабли, сколько их и где базируются. Кресло под японским адмиралом ощутимо закачалось, и перспектива отставки виделась невооруженным глазом.

А пока японцы паниковали, что им обычно не свойственно, но все же случилось, действия Эссена развивались своим чередом. «Рюрик», ведя за собой эскадру, неспешно резал волны, направляясь к югу от зоны боевых действий. То, чем сейчас намерен был заняться адмирал Эссен, придумал еще Эбергард. Правда, это противоречило всем нормам международного права, однако адмирал хорошо помнил слова Екатерины Второй — победителей не судят. Раз так, то в случае успеха кампании ему спишут все прегрешения. В случае же неудачи… Что же, тут вопрос о том, чтобы выжить, даже не стоял.

Надо сказать, война эта отличалась скрупулезнейшим соблюдением всех писаных правил. Япония очень старалась показать себя цивилизованным государством, и потому неизбежные для военного бардака накладки в соблюдении договоренностей сводились к минимуму. Это впоследствии все равно не оценили,

однако сейчас такие расклады привели к несколько расслабленному состоянию привыкших к демонстративной вежливости соседей.

Англичане, правда, уже отошли от благодушия — погибшие крейсера и сгоревший порт (причем выжившие моряки в один голос утверждали, что были атакованы японскими миноносцами, да и обломки выбросившегося на скалы корабля идентифицировали как принадлежащие Стране Восходящего Солнца) излечили британских офицеров от беспечности. Сейчас на своих узкоглазых союзничков они посматривали с изрядной долей настороженности, хотя, конечно, в прессу информация о происшедшем не попала, и достоянием широкой общественности не стала. Невыгодно с политической точки зрения, и все тут, а гибель некоторого количества моряков вполне можно перетерпеть ради высших интересов. Вот только политики — они там, в Лондоне, а нарваться на шальной осколок рискуют на местах. Соответственно, хотя указания командования и выполняются, но исключительно для галочки, так что японских моряков в британских портах ожидал сейчас весьма холодный прием.

Немцы же, а также имеющие колонии на приличном отдалении от театра военных действий французы и голландцы, пребывали пока что в полнейшем расслаблении. Да и потом, напрягаться им в этих водах было, собственно, и нечем — их эскадры по сравнению с британскими выглядели откровенно слабо. Того, что они держали в своих портах, вполне хватало для политики канонерок. Иными словами, пугать туземцев им было чем, но выходить с этим на бой против серьезного противника как-то не очень хотелось, не для умных людей такое занятие.

Именно этим обстоятельством объясняются два факта — то, что губернатор Циндао, капитан цур зее Оскар фон Труппель, оказался абсолютно не готов к нанесенному ему позднему ночному визиту, и то, что он, будучи профессионалом и вообще человеком умеющим считать, не возмутился. Да и попробуй, возмутись, если не соизволивший представиться немолодой уже, но крайне внушительный человек в русской военно-морской форме и погонах капитана первого ранга, предложил на выбор или выполнить его условия, или распрощаться с подшефной колонией, а может быть, и с жизнью. Последнего губернатор не боялся, но и очень не хотел, а потому прислушался к сказанному со всем вниманием. А в том, что намерения у странного русского более чем серьезные, ему стало ясно сразу после того, как он продемонстрировал охрану. Его, губернатора Циндао, охрану, связанную и аккуратненько лежащую в уголке. А рядом стояли и скалились в сто зубов эти русские kazaki, и по выражению их лиц фон Труппель определил — церемониться с ним эти простые и улыбчивые дети степей не собираются.

Требования, предъявленные ему русскими, выглядели, с одной стороны, противозаконно, а с другой — логично донельзя. Им нужен был, ни много, ни мало, интернированный в Циндао броненосец «Цесаревич». Понятное желание, корабль новенький, в бою, после которого пришел сюда, поврежденный несильно. Большую часть повреждений, кстати, русские очень быстро устранили силами команды, так что, если бы не сданные на германские склады кое-какие детали машин и орудийные замки, «Цесаревич» мог бы спокойно выйти в море. Маленькой проблемой могло оказаться разве что недавнее единовременное дезертирство с корабля довольно большого количества народу. Без малого полторы сотни матросов плюс четыре офицера — русские этот факт, разумеется, скрывали, но против германского орднунга не попрешь. Искали русских, разумеется, тщательно, порядок есть порядок, но без огонька. Наверняка отправились к своим, чтобы воевать дальше, это заслуживало уважения, да и потом, фон Труппель хорошо понимал, что с интернированием русского корабля они и без того наворотили дел. Так что в поисках выполнялось лишь то, что положено по уставу, и ни шагом больше. Неудивительно, что никаких следов беглецов так и не удалось обнаружить.

Так вот, отдать русским броненосец — это противозаконно. Интернированный корабль — он на то и интернированный, что никто его не тронет, но и сам он до конца войны простоит мертвой железной тюрьмой для своего экипажа. Эту мысль фон Труппель попытался донести до собеседника, равно как и информацию о том, что можно создать весьма опасный прецедент на будущее. Русские, конечно, народ разболтанный и туповатый, но нельзя же не понимать столь простых вещей! Однако его собеседник, будучи в одном звании с губернатором и обладая сейчас явным тактическим преимуществом в лице своих до зубов вооруженных людей, лишь ухмыльнулся в ответ. А потом напомнил, что германские власти вначале обещали командиру «Цесаревича» шесть дней на ремонт, а потом фактически вынудили их немедленно сдаться. Какое же это интернирование? Это захват!