Избранные детективы и триллеры. Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
Особняком стояла пара-тройка пристойных авторов, так сказать, королей жанра. Они производили не конвейерную, а штучную продукцию, вполне добротное, качественное чтиво. Страницы не воняли паленой пластмассой и не вредили здоровью, но все-таки оставались мертвым чтивом. А хотелось чего-то живого.
Беда Андрея Михайловича заключалась в том, что с раннего детства он привык много читать. С книгой он ел, ездил в транспорте, книгу прятал под партой в школе. Даже в сортир он всегда отправлялся с книгой, чем вызывал бурное негодование родственников. Эта дурная привычка сохранилась на многие годы. Однако читать что попало
Старая добрая классика, русская и зарубежная, серебряный век, шестидесятые, семидесятые – все было прочитано давным-давно. Хотелось чего-то нового. А не было.
– Возьмите Годунова, – посоветовала девушка-ларечница.
Продавцы всегда что-то советовали, как правило, всякую дрянь.
– А вы сами читали? – вяло поинтересовался капитан, вертя в руках стандартный пестрый «покет». Роман назывался «Горлов тупик». На обложке был нарисован хмурый бритоголовый ублюдок с автоматом. На втором плане томно извивалась голая баба.
– Читала. Из этих, – девушка брезгливо кивнула на свой лоток, – он единственный, кого я могу читать.
У нее было умное интеллигентное лицо. Капитан поверил. Книжку купил. И не пожалел об этом. Проглотил роман за две ночи. Сразу захотел купить еще.
– Годунов кончился, – сообщили ему и предложили дюжину других авторов на выбор.
Только через неделю он наткнулся на еще один роман Годунова и опять проглотил за пару ночей. Вскоре он узнал, что, в отличие от своих коллег-детективщиков, пишет Годунов мало. Всего три романа за полтора года, а не десять-пятнадцать, как у других. Что ж, вполне понятно. Все правильно. Писатель не машина.
Капитан купил третий роман, и опять та же история – две бессонные ночи. А потом взял и не спеша, с удовольствием, перечитал «Горлов тупик». Такое с ним было впервые. Плохо склеенные странички «покета» рассыпались. Эти книжки издавались как одноразовые. Ни издателям, ни даже самим авторам не приходило в голову, что кто-то захочет перечитывать.
И вот писатель Виктор Годунов оказался Ракитиным Никитой Юрьевичем, шестидесятого года рождения, который совершенно по-дурацки погиб в какой-то гнилой конуре, причем попал в эту конуру наверняка не из-за своих творческих странностей, а потому, что как-то очень нехорошо сложились у него жизненные обстоятельства.
Давно капитану не было так обидно. Вдруг стало казаться, что потерял кого-то близкого, и чувство утраты не убывало. А потом к нему еще примешалось чувство несправедливости. Он видел, как в метро люди читают Годунова. И ему почему-то хотелось каждому сказать: ты понимаешь, что он погиб? Ну вздохни хотя бы или – я не знаю – помяни его, когда представится случай.
Это было глупо, потому что Ракитину-Годунову вздохи и поминания уже ни к чему. Капитан злился на самого себя. Застряла в душе какая-то противная болезненная заноза.
Он стал перечитывать второй роман. Он позвонил в издательство, представился и спросил, есть ли возможность просмотреть статьи, в которых содержались отзывы о творчестве Виктора Годунова.
– А что, все-таки дело возбуждено? – поинтересовался удивленный женский голос. – Разве это не несчастный случай?
– Вопрос о возбуждении дела решается, – неопределенно буркнул капитан.
Перед ним на столе лежало постановление прокурора о том, что смерть Ракитина Никиты Юрьевича наступила в результате несчастного случая, признаков
– Вы можете подъехать завтра, часам к трем? Будет пресс-секретарь издательства, у него есть все материалы.
Капитан поблагодарил и повесил трубку. А через полчаса были получены результаты экспертизы по оружию и наркотикам, изъятым при обыске в квартире гражданки Кудияровой.
Заводские регистрационные номера с оружия были аккуратно спилены. Ни автоматом, ни пистолетом ни разу не пользовались. Отпечатки стерты. Однако на банке из-под растворимого кофе, в которой находилось сто грамм мощного синтетического наркотика, отпечатки имелись, многочисленные и вполне отчетливые. Они уже прошли через компьютер. По заключению эксперта, они были идентичны отпечаткам некоего Сливко Антона Евгеньевича, 1962 года рождения, судимого. В 1983-м Сливко был осужден на десять лет за преднамеренное убийство без отягчающих обстоятельств.
Свою «десятку» он оттрубил от звонка до звонка, сначала в колонии усиленного режима, затем за примерное поведение был переведен в колонию общего режима. В 1993-м освободился, проживал в деревне Поваровке Московской области.
– Вот и славно, – пробормотал себе под нос капитан, – теперь хочешь не хочешь, а разыскивать этого Сливко надо. Должен он быть привлечен за оружие и наркотики? Должен, само собой…
По большому счету мой муж очень хороший человек. По самому большому счету… Просто всегда кажется, что, если найдешь виноватого, сразу станет легче. Как мне только в голову такое пришло, что виноватым может оказаться Гриша? – Ника все стояла как вкопанная на перекрестке под моросящим дождем, провожая взглядом высокую фигуру старухи в соломенной шляпе. – Почему на ней шляпа и темные очки? День совсем серый, идет дождь… Почему мне в душу так настырно лезет этот бред из злобной анонимки? Я не могу смириться, что Никиты больше нет. Я не верю. Тогда зачем я ищу виноватого? Гриша хороший человек… По большому счету он очень хороший человек. Он мой муж. Он отец моего ребенка. Это похоже на предательство. Я не имею права…"
– Эй, ты что, с ума сошла? – через дорогу бежала Зинуля с двумя пакетами. – Почему ты здесь стоишь? Почему в халате и в шлепанцах?
Фигура странной старухи давно исчезла за поворотом, а Ника все смотрела ей вслед и не могла оторвать взгляд от пустоты, иссеченной мелким дождем.
– Сахар купила? – спросила она хриплым, совершенно чужим голосом.
– Конечно, – радостно кивнула Зинуля, – пошли домой, губернаторша. Слушай, с тобой все в порядке?
– Машина, – сглотнув комок, застрявший в горле, произнесла Ника уже своим нормальным голосом, – зеленый джип. Ты не смотришь по сторонам, когда перебегаешь дорогу. Ты могла бы дойти до перехода.
Лицо Зинули на секунду стало серьезным. Она взяла Нику за руку и потянула во двор.
– Кошку сбили, сволочи, – задумчиво произнесла она, открывая дверь подъезда, – жалко зверя… Ника, перестань.
– Что – перестань?
– Ты плачешь.
– Я? Да, действительно.
– Ладно, оно, может, и к лучшему. Поплачешь, и станет легче. Слушай, тебе что, показалось, этот джип меня сбил? Ты поэтому помчалась вниз в шлепанцах?
– Да.
– А зачем бы ему меня сбивать? С какой стати?