Избранные новеллы

Борген Юхан

– Да вы просто сумасшедший!
– Женщина в тревоге озиралась вокруг.

Неожиданно он чихнул, однако успел зажать нос платком.

– Вот, можете убедиться!
– обрадовался он и протянул платок.

Она невольно взглянула на платок. На нем и в самом деле лежала раздавленная мошка.

– Видите? Я понимаю, смотреть на вас во все глаза и ковырять при этом в носу было смешно и неприлично, только поэтому я и посмел заговорить с вами.

– Да отстаньте же вы наконец от меня со своим носом!
– воскликнула она. Но голос ее звучал уже не так сурово.

– Согласитесь все-таки:

я оказался в глупом положении и должен был оправдаться.

Она повернулась спиной к бассейну и оперлась локтями о железные перила.

– Может, хватит уже об этом?
– сказала она.

– Мужчина не виноват, что его глаза невольно останавливаются на красивой женщине, это обычное явление, но если при этом он имел несчастье ковырять... Простите, я ухожу.

Она быстро подняла глаза на его расстроенное лицо.

– Если из-за меня, не трудитесь, - сказала она, - это общественная оранжерея, и я не могу требовать, чтобы здесь никого не было. Только прошу, оставьте меня в покое.

– Я постараюсь, - пообещал он.

И отошел на другую сторону бассейна, в котором плавал огромный цветок. Листья Виктории-регии образовывали гигантскую чашу с чуть загнутыми краями. В середине чаши покоился большой красный цветок, хотя по сравнению с листьями он не казался таким уж большим. Стоя друг против друга, они смотрели на цветок.

– Посмотрел, и довольно, - пробормотал он про себя.

– Что вы сказали?
– спросила она.

– Ничего особенного, я просто подумал, что надоедает долго смотреть на такой цветок.

Он не смел оторвать взгляд от растения. Боялся показаться навязчивым.

– Подумать только, Виктория-регия цветет раз в четыре года, - сказала она.

– Правильно. И это очень странно. Не успеешь удивиться... а уже отцвела.

– По-моему, это замечательное растение, - мечтательно произнесла женщина, не отрываясь глядя на Викторию-регию.

Он смотрел на нее.

– Однажды я видел циркача, - сказал мужчина.
– Его номер заключался в том, что он ничего не ел и только один раз в две недели на представлении съедал французскую булочку. Я как раз видел, как он ел очередную булочку.

– Что за чушь!
– Она рассердилась.
– При чем здесь цирк! Виктория-регия цветет раз в четыре года, это установлено научными наблюдениями.

– Совершенно верно, - согласился он и снова взглянул на цветок.
– За моим циркачом тоже велись наблюдения. Государственный нотариус следил за чистотой эксперимента. Это была сенсация, все рвались посмотреть, как он ест свою булочку.

– Между цветением...
– сказала женщина будто самой себе.

– Проходит четыре года, - быстро и испуганно перебил он ее.
– Четыре года вам здесь не пробыть.

– По-моему, вы пьяны, - сказала она.

Это подозрение придавило его своей тяжестью. Когда человеку говорят, что он пьян, ему, в сущности, выносят приговор без суда и следствия. Попытка оправдаться всегда оборачивается против обвиняемого. Он предпочел двинуться к выходу. В оранжерее было угнетающе жарко. У самого выхода его вдруг осенило, и он оглянулся.

– Я мог бы приносить вам еду, - сказал он.

– Какую еду?
– оторопела она.

– Ну, если вы надумаете провести здесь эти четыре

года. Я мог бы ежедневно приносить вам завтрак, обед и ужин.

В глазах женщины мелькнула угроза, и он умолк, хотя предложение его было сделано от чистого сердца.

– Честно говоря, это не в моем характере, - пробормотал он, опустив голову.

Его понурый вид заставил ее невольно спросить:

– Что не в вашем характере?

– Докучать вам таким образом.

– Так не докучайте.

Но в голосе ее прозвучали игривые нотки, выдававшие некоторое любопытство. В оранжерее, где неподвижно раскинулась Виктория-регия, словно исполненная сознания собственной неповторимости, было до одури жарко.

– Все дело в том, что с самого начала у вас сложилось обо мне неправильное представление, - продолжал мужчина.
– И это понятно: ведь я не спускал с вас глаз и ковырял при этом в носу.

– Да вы просто помешались на своем носе, - сказала она скорее удивленно, чем сердито.
– Я и не заметила бы, что вы смотрите на меня, если б вы не начали извиняться, - во всяком случае, не заметила бы, что вы ковыряли...

– В носу, - подсказал он.
– Простите, это вырвалось случайно. Я только хотел вам помочь. Раз вы ничего не заметили, тем лучше.

– Ну вот и прекрасно. Я ничего не заметила.
– Она снова повернулась к Виктории-регии.

– Но все-таки странно, - осторожно начал он, отходя от двери. Странно, что вы ничего не заметили. Я имею в виду... ради бога, простите... но когда вам навстречу идет человек, ковыряя пальцем в... гм...
– И поскольку она ничего не сказала, только смотрела на это дурацкое растение, он смущенно закончил: - Единственное, что меня оправдывает, - это муха...

Мужчина не договорил и снова пошел к двери. Она бросила на него испепеляющий взгляд. И демонстративно отвернулась к бассейну, где дремало зеленое растение. Ее глаза скользнули по краю круглого листа и остановились на большом красном цветке, пылающем в центре чаши точно костер. В этом чуде природы было какое-то излишество, которое раздражало ее, казалось ей нескромным. Как это он сказал только что - посмотрел, и довольно? Доля истины в этом есть. Что в нем такого замечательного, в этом растении, кроме его размеров и цветения раз в четыре года? К чему он говорил о каком-то циркаче и французской булочке?.. Впрочем, неважно, ей хотелось увидеть, как цветет Виктория-регия, и она увидела. Но что-то, таящееся в зеленой духоте оранжереи, мешало ей двинуться с места. Интересно, этот человек все еще стоит у двери или уже ушел? Что-то противное, липкое, связавшее ее по рукам и ногам, пропитало здесь все.

Теперь он снова стоял сбоку от нее, но не рядом. Она видела его краем глаза. Ей казалось, что и сама она стала противной, липкой.

– Отвратительное растение, - сказал мужчина совсем тихо.

– Что вы сказали?
– вырвалось у нее.

– Извините, я просто подумал вслух.

– Зачем же вы смотрите на него, если оно такое отвратительное? Почему не уходите?
– Она с удивлением заметила в своем голосе истерические нотки.

– Сам не знаю, - негромко ответил он.
– Когда-то в детстве я приходил сюда с няней и братом. Тогда оно тоже казалось мне отвратительным.