Избранные новеллы
Шрифт:
– Не вижу ничего смешного.
– Не видите?
– переспросил я. Впрочем, я и сам чувствовал, что смеяться тут не приходится.
Наконец дошла очередь до паспорта. Все нагнулись над столом и загородили от меня паспорт. Теперь мне вдруг стало казаться, что там могут быть странные вещи. Я никогда не изучал все эти штампы и отметки - следы поездок по многим странам. Лишь как-то раз полюбовался красивыми буквами на штемпеле, который мне поставили в Александрии. Теперь эта отметка казалась мне подозрительной. Человек за письменным
– Это ведь не ваша фотография, - сказал Человек.
– Может быть, все дело в очках, - сказал я.
– Когда я снимался, на мне были очки.
Я вытащил свои очки и водрузил их на нос.
Все посмотрели на фотографию в паспорте, лежавшем на столе, потом на меня и снова на фотографию.
– У этого усы, - сказал Человек.
– Усы? Ах, да, правда. В то время я носил усы. Но это было давно.
– Три года назад, - сказал он, глядя на дату выдачи паспорта.
– Что-то вроде этого, - согласился я.
– Три года, - повторил он.
– Я спрашиваю: носите вы очки? А усы?
– Иногда я ношу очки. Однако теперь все реже и реже. Близорукость моя стала меньше. Что касается усов...
– И волос!
– воскликнул он.
– Увы, как я уже говорил, это было давно.
– Три года назад, - повторил он.
– Да, три года назад.
– Особые приметы. Здесь в паспорте ничего не указано. Но я сразу заметил, что вы прихрамываете. Пожалуйста, пройдитесь по комнате.
Я прошелся по комнате. Я слегка прихрамывал на левую ногу.
– Автомобильная катастрофа, - пояснил я на ходу. Странное чувство охватывает человека, когда он вынужден не только объяснять, что слегка прихрамывает, но и одновременно демонстрировать свою хромоту.
– Однако еще недавно вы хромали на правую ногу, - сказал Человек.
Странно. Я остановился. Очень странно. Ведь он прав. Почему-то сейчас я прихрамывал не на ту ногу.
– Вы правы, - сказал я.
– Извините.
Они переглянулись, Человек спросил:
– Что это значит? Вы что, не знаете, какая нога у вас больная?
Я почувствовал, что краснею. Но объяснить ничего не мог.
– Хромота у меня ничтожная, - сказал я.
– Да она и заметна, только когда я устаю или слишком напряжены нервы. А сейчас я еще должен был ее показывать...
Он жестом подозвал к себе контролера, и они тихо заговори ли о чем-то. Я видел, как контролер утвердительно кивнул. Я стоял посреди комнаты и сам теперь уже не знал, на какую же ногу я все-таки хромаю.
Человек за столом отослал контролера и обратился ко мне:
– Там, в зале ожидания, вы сказали: "Может быть, это я?" - про совершенно незнакомого вам человека. Что вы имели в виду?
Я пожал плечами.
– Я спрашиваю: что вы имели в виду, когда дали понять контролеру, что вы не тот, за кого себя выдаете. Кто же вы тогда? Во всяком случае,
Я ответил:
– Это довольно трудно объяснить.
– Что трудно объяснить?
– Почему я это сказал. Наверное, мы все были раздражены.
– То есть вы были раздражены. Чем же?
– Тем, что время шло, а контролер к тому же вдруг сказал Затылку, что фотография в паспорте - не его.
– Затылку? О ком вы говорите?
Они снова переглянулись. Я почувствовал это, но не поднял глаз от письменного стола. Я не мог выдержать взгляд Человека.
– Это у меня просто вырвалось, - сказал я.
– Всему виной моя привычка давать прозвища незнакомым пассажирам. Мне приходится много ездить.
– Это видно, - сказал он и снова заглянул в мой паспорт.
– Владелец этого паспорта действительно много ездит.
– Обычно я называю своих попутчиков каким-нибудь прозвищем - так, про себя: Затылок, Мотылек.
– Мотылек?
– Да, так я назвал даму, что была позади меня.
Все обернулись и стали искать глазами даму. Я снова почувствовал, что краснею.
– Я имею в виду даму, сидевшую позади меня в самолете.
– Да как вы смеете называть уважаемую гражданку нашей страны мотыльком?
– Я не называл ее мотыльком. Я никак ее не называл. Никак.
– Вы не заметили, что все время противоречите себе? То у вас усы, то у вас их нет, то у вас есть очки, то нет, то вы хромаете на одну ногу, а то на другую. То вы даете своим попутчикам прозвища, то, как выясняется, не даете. Не пора ли сказать хоть одно слово правды?
Человек наклонился вперед. Теперь он уже не казался усталым. Я вдруг почувствовал страх. И тут меня осенило.
– Я требую, чтобы вы связались с моим посольством, - сказал я.
Человек вяло улыбнулся.
– Уже связались, - сказал он.
– Они вас не знают.
Я сказал:
– Я приехал из страны с пятнадцатимиллионным населением. Никто не может требовать...
– А мы ничего и не требуем от вашего посольства, - прервал он.
– Это вы сами требуете.
– Я требую уважения моих прав и интересов.
К счастью, я почувствовал, что во мне просыпается ярость. На мгновение она прогнала весь страх.
Человек откинулся на стуле. Теперь он снова выглядел усталым, словно рассказчик, вынужденный повторять свой рассказ умственно неполноценному собеседнику.
– Когда вы говорите о ваших интересах, имеете ли вы при этом в виду свои интересы или же интересы владельца этого паспорта?
– И мои, и его. Потому что он - это я.
– И это после того, как вы недвусмысленно представились контролеру как другое лицо?
– Он коротко и язвительно рассмеялся, оглядывая стоявших вокруг. Затем, с паспортом в руке, поднялся, обошел стол, бросил на стол паспорт и, вплотную подойдя ко мне, произнес: - Скажите мне наконец, кто же вы на самом деле?