Избранные письма. Том 2
Шрифт:
[395] А. К. Тарасова играла в «Царе Федоре Иоанновиче» роль Боярышни с 19 октября 1916 г. Это была ее первая роль на сцене Художественного театра. В феврале 1917 г. ей предстояло репетировать роль Сурангамы в пьесе Р. Тагора «Король темного чертога». Вероятно, в связи с этим Немирович-Данченко просит не занимать ее «на выход», то есть в так называемых народных сценах.
[396] Публикуется впервые.
Гос. Публичная библиотека имени М. Е. Салтыкова-Щедрина. Отдел рукописей. Фонд Д. С. Мережковского, З. Н. Гиппиус и Д. В. Философова.
[397] Письмо о малозначительной
[398] Д. С. Мережковский.
[399] Мне показалось, что сделаны какие-то купюры во втором действии, которые при «боевом» тоне пьесы нельзя было бы делать.
[400] Роль Финочки играла А. К. Тарасова.
[401] А. А. Стахович исполнял роль дяди Мики.
[402] Н. Н. Литовцева играла роль Елены Ивановны.
[403] А. П. Зуева участвовала в «Зеленом кольце» в роли Вари.
[404] Н. П. Асланов в «Зеленом кольце» играл роль Ипполита Васильевича Вожжина.
[405] Д. В. Философов.
[406] Публикуется впервые. ЦГАЛИ, архив Евтихия Карпова, ф. 770, оп. 1, ед. хр. 234, л. 1.
[407] Приглашение Е. И. Тиме в труппу Художественного театра осталось неосуществленным.
[408] {601} Каменский — общий знакомый Карпова и Немировича-Данченко, сосед последнего по имению.
[409] В день 35-летия своей сценической деятельности А. И. Южин, много лет игравший Чацкого, впервые исполнял роль Фамусова.
[410] Архив Н-Д, № 1724.
Дата устанавливается по ответному письму К. С. Станиславского от 15 сентября 1917 г. (Собр. соч., т. 7, с. 643).
[411] См. письмо 337 и примеч. к нему [В электроной версии — 374].
[412] К. С. Станиславский впервые ставил сделанную им самим инсценировку повести Достоевского в Обществе искусства и литературы («Фома», первое представление — 14 ноября 1891 г.). Роль полковника Ростанева была одним из немногих созданий артиста, которые принесли ему «успех у самого себя». В январе 1916 г. МХТ начал готовить новую инсценировку той же повести. Это была первая после длительного перерыва попытка общей режиссерской работы Станиславского и Немировича-Данченко.
Объясняя потом историю «злосчастной постановки» в письме к Л. Я. Гуревич от 6 декабря 1939 г., М. П. Лилина писала: «Владимир Иванович хотел влить в готовый образ немного своего отношения к этой роли, вероятно, литературно очень верного, но этого немногого К. С. не мог принять своим нутром или просто не понял, как принять, и вся роль, вернее, весь вкус к роли пропал; испарился аромат роли» (в кн.: М. П. Лилина. М., ВТО, 1960).
В воспоминаниях участницы спектакля «Село Степанчиково» С. Г. Бирман говорится о подготовке роли Ростанева Станиславским: «Он дошел благополучно до генеральной репетиции, а на генеральных что-то застопорилось в каких-то уголках сознания Константина Сергеевича.
Неуловимые нити мешали ему освободиться от самого себя, не давая возможности вполне “перевоплотиться”
Мы, загримированные, — на сцене. Станиславский тоже на сцене и тоже в гриме и костюме. Рампа включена, но занавес не расходится: помощник режиссера ждет знака Станиславского. Станиславский недвижим. Недвижимы и мы все…
Станиславский плакал.
Слезы скатывались по его нагримированным щекам и застревали в наклеенных усах и бороде. Они не были проявлением нервозности, знаком малой или Слабой души — художник творил над собой суд. В нем боролись прокурор и подсудимый…
{602} Зачем казнил себя великий артист? Зачем отнимал у себя надежду? Ведь его Ростанев был тогда еще не готов. Не готов для жизни. А не мертв. Ростаневу просто еще рано было являться на свет рампы. Требовалось время, чтобы “образ” дозрел. А времени не было: шла уже генеральная.
В зрительном зале, за режиссерским столом, сидел Владимир Иванович. Он ждал… Станиславский был предельно дисциплинирован…
Дали занавес, и репетиция прошла “без сучка, без задоринки” (для поверхностного, конечно, взгляда). Потом были еще две или три генеральных, таких же преждевременных, таких же губительных для будущего создания Станиславского, а для его дальнейшего сценического творчества смертельных» (Путь актрисы. М., ВТО, 1959, с. 59 – 60).
Генеральные репетиции «Села Степанчикова» состоялись 27 и 28 марта 1917 г. После них пайщиками во главе с Немировичем-Данченко было принято решение о замене исполнителя, так как иначе выпуск премьеры затягивался на неопределенный срок, а тяжелое материальное положение театра требовало выпуска хотя бы одного нового спектакля до конца сезона. О других, «режиссерских» мотивах этого решения говорится в тексте данного письма.
[413] Архив Н-Д, № 1722.
Дата устанавливается по фразе: «Сегодня, 21-го, генеральная».
[414] Н. О. Массалитинов начал репетировать роль Ростанева с 2 сентября 1917 г. (первый открытый спектакль состоялся 26 сентября).
[415] Архив Н-Д, № 1723.
Дата определяется по помете К. С. Станиславского.
[416] В. Н. Павлова играла в «Селе Степанчикове» роль Анфисы Петровны Обноскиной, А. Э. Шахалов играл Поля Обноскина, ее сына.
[417] В. Ф. Грибунин исполнял роль Бахчеева.
[418] И. М. Москвин играл Фому Опискина.
[419] Л. М. Коренева играла Татьяну Ивановну.
[420] Н. Ф. Колин играл отца Настеньки, Евграфа Ларионовича Ежевикина, М. А. Крыжановская играла Настеньку, Е. И. Корнакова — дочь Ростанева, Сашу. В. Г. Гайдаров играл роль племянника Ростанева, Сергея Александровича.
[421] Публикуется впервые — по машинописной копии. Архив Н-Д, № 672.
Датируется по содержанию письма. Письмо не подписано.
[422] {603} Публикуется впервые. Архив Н-Д, № 6468.
Датируется предположительно по связи со следующим письмом (мотивировку приблизительной даты см. в примечаниях к письму 349 [В электроной версии — 409]).