Избранные произведения в одном томе
Шрифт:
— Я не подпущу его к Ри.
— Получили судебный запрет?
— Я не подпущу его к Ри.
— А если он потребует провести тест на установление отцовства?
— Не сможет. Вы же читали свидетельство о рождении.
— Вы указаны как отец, следовательно, оснований для требования у него нет. Дело Говарда К. Стерна.
Молчание.
Ди-Ди Уоррен улыбнулась.
— Если я правильно помню, тот спор выиграл другой.
— Спросите, кто поставил блокираторы на окна.
— Что?
— Спросите меня, кто поставил блокираторы на окна. Вы же все ходите
— Верно. Так кто поставил блокираторы на окна?
— Сэнди. На следующий день после того, как мы въехали. Она была на восьмом месяце беременности, нам предстояло обустроить весь дом, и первым делом она взялась за окна.
Ди-Ди обдумала услышанное.
— Прошло столько лет, а она по-прежнему отказывается видеться с отцом?
— Это вы говорите, а не я.
Ди-Ди наконец поднялась.
— Что ж, в данном случае это не сработало, потому что старик вернулся, а связи у него такие, что вам и не снилось.
— Как это?
— Оказывается, он учился в одной юридической школе с нашим районным судьей. — Она помахала ордером. — Как думаете, кто подписал эту бумажку?
Джейсону удалось сдержаться и промолчать, но это уже не имело значения — его выдала бледность.
— Так вы еще не знаете, где сейчас ваша жена? — спросила, выходя из комнаты, Ди-Ди.
Он покачал головой.
— Плохо. Для всех было бы лучше, если б мы нашли ее. Особенно учитывая ее состояние и прочее.
— Ее состояние?
Ди-Ди опять изобразила удивление, но глаза ее определенно блеснули.
— Еще один фокус, которому учат в школе детективов. Как забрать домашний мусор и как прочесть стрип-тест беременности.
— Что? Вы хотите сказать?..
— Да, Джейсон. Сэнди беременна.
Глава 22
Трахаться с незнакомцами — не самый легкий вариант для женщины. Мужчинам легче. Вставил, утерся и пошел дальше. Для женщин весь процесс иной. Мы по своей природе — вместилище. Нам предназначено принимать мужчину в себя, удерживать его. Нам труднее утереться, труднее идти дальше.
Я часто думаю об этом в свои «отгульные ночи», обычно когда выписываюсь из отеля и отправляюсь домой, стараясь перестроиться с похотливой шлюхи на респектабельную мать.
Не слишком ли много себя я оставила там? Не от этого ли такое ощущение легкости и почти прозрачности, как будто меня может унести порыв ветра? Я встаю под душ, натираюсь мылом, скребу себя мочалкой, ополаскиваюсь и повторяю все еще раз. Слишком много мужчин оставили на мне свои отпечатки, и я изо всех сил стараюсь соскрести их со своего тела. Точно так же я стараюсь избавиться от засевших в голове похотливых лиц.
Получается не так уж плохо. Тех двух парней из моей первой ночи я бы не узнала, даже если б они стояли в шеренге передо мной. То же и с последующими эпизодами. Я могу забыть их с той же легкостью. Но не могу простить, и вот это совсем
В те ночи я начала новую традицию: возвращаясь в отель, сворачиваюсь на кровати и реву навзрыд. По кому я плачу? Не знаю. Может, оплакиваю саму себя и то будущее, которое было у меня когда-то? Или своего мужа и те надежды, что, может быть, он возлагал на нас обоих? Или дочку, которая смотрит на меня с такой любовью, не представляя, что на самом деле делает ее мамочка и куда уезжает?
А может быть, я оплакиваю собственное детство, те моменты нежности и покоя, которых никогда не было, чтобы некая обделенная часть внутри постоянно наказывала меня, продолжая то, что делала мать?
Однажды, стоя перед зеркалом в отеле и глядя на синяки, темнеющие на груди, я вдруг подумала, что не хочу этого больше. Что я, сама не зная как, влюбилась в собственного мужа. Что, не коснувшись меня ни разу, он стал в моей жизни самым-самым…
Я хочу быть дома. Хочу чувствовать себя в безопасности.
Хороший обет, вам не кажется?
К сожалению, честная, нормальная, здоровая жизнь не для меня. Я должна причинять боль. Я должна нести наказание.
И если не от своей руки, то пусть хотя бы от чужой.
В тот момент, когда я увидела на экране компьютера черно-белую фотографию, фиксирующую несказанное насилие, совершаемое в отношении беззащитного мальчика, мне бы следовало собрать Ри и уйти. Это было бы самое логичное, самое разумное.
Отрицать бессмысленно. Джейсон был добрым, внимательным, замечательным, насколько я могла судить, отцом. А ведь у респектабельных семейных мужчин не может быть маленьких грязных секретов, так? Уж мне-то знать положено.
Или, может, я попала в круг насилия? Может, в своей расчетливой попытке сбежать из семьи, найти человека, который был бы противоположностью отцу, я попала в руки другого чудовища? Может быть, тьма говорит с тьмой? Я вышла замуж не для того, чтобы супруг спасал меня; я вышла для того, чтобы остаться с дьяволом, которого знала.
Увидев фотографию, я почувствовала, как что-то шевельнулось в моей темной, уродливой половине. Отклик на уже знакомое. Узнавание. Мой чудесный, идеальный муж в одну секунду оказался вдруг ничем не лучше меня, и мне это понравилось. Да-да, понравилось.
Я сказала себе, что мне нужна дополнительная информация. Сказала, что мой муж заслуживает права на сомнение. Нельзя объявлять человека зверем из-за одной фотографии в корзине компьютера. Может, он получил ее случайно и сразу же удалил. Может, она выскочила на каком-то веб-сайте, и он поспешил от нее избавиться. Ведь может же быть рациональное объяснение, правильно?