Избранные произведения в одном томе
Шрифт:
Утреннюю тишину нарушил раздавшийся вдали звук — похожий на удар бича треск выстрела, затем еще. «Уж не отец ли Матильды вымещает злобу на местной фауне», — подумал я, вспомнив, что вчера этот сукин сын притащился ко мне с охотничьим ружьем. Глядя на покрытую паутиной крышу, я пытался разобраться в том, что со мной произошло. Одно было ясно: отсюда надо выбираться. Но как только я начинал размышлять о более отдаленном будущем, меня охватывало отчаяние. Я попал в переплет еще до того, как угодил ногой в капкан. И что бы ни происходило здесь,
Но я не мог себе позволить зацикливаться на этом. Сначала самое главное, а потом все остальное. Когда я оперся на забинтованную ногу, ступню пронзила боль, разбив мои надежды на какое-либо перемещение в пространстве. Я приблизился к окну. Грязное стекло затягивала похожая на расползающийся муслин паутина. Тянущаяся к стропилам нить незаметно попала мне в глаз. Я смахнул ее и выглянул наружу. Залитое солнцем поле было исполосовано рядами виноградной лозы. Оно простиралось до леса, за ним виднелось небольшое озеро. Видимо, то же, которое я заметил перед тем, как попал в капкан, но сверху его поверхность выглядела зеркально-гладкой и светло-голубой от отраженного в воде неба.
Раздались слабый хлопок выстрела и лай собаки. Я никого не увидел, но от одной мысли о человеке, с кем накануне пришлось познакомиться, скрутило узлом желудок. Осторожно, чтобы не наткнуться на фотографию, я поискал в рюкзаке пачку «Кэмела», которую взял из брошенной в лесу машины. Сигареты показались отвратительными на вкус, но мне нужно было успокоить нервы. Я курил, сидя на матрасе, привалившись спиной к грубой стене и вытянув перед собой ноги. Пачка была уже наполовину пустой, надо будет поберечь то, что в ней осталось.
Кто знает, на сколько времени мне придется растягивать эти сигареты?
Докурив, я достал боксерские трусы — хоть какая-то психологическая поддержка на случай, если снова заявится с визитом папаша. Только я успел их надеть, как услышал на лестнице шаги. Весь сжался, но сразу сообразил, что ступают не так тяжело, как он. Крышка люка открылась, и в проеме появилась Матильда. Я посмотрел ей за спину и с облегчением увидел, что она одна. С бесстрастным, ничего не выражающим лицом она приблизилась к моей постели.
— Доброе утро!
Матильда принесла поднос с завтраком и миску с водой. Там же лежали бинт и облезлая жестянка с аптечкой первой помощи. На руке Матильды висело полотенце.
— Нужно сделать вам новую повязку, — сказала она. — Та уже не годится.
Матильда поставила поднос на матрас и села рядом. Заправила волосы за ухо и посмотрела на мою ступню.
— Как нога? — спросила она, разматывая бинт.
— От того, что меня вчера спустили с лестницы, лучше не стала.
Не хотел говорить колкости, но не сумел с собой справиться. Пока Матильда снимала повязку, я все больше нервничал. Под бинтом оказались слипшиеся и присохшие к ране хирургические тампоны. Когда Матильда попыталась отодрать один из них, полыхнуло такой болью, что у меня перехватило дыхание.
—
Она извлекла из аптечки вату, опустила в воду и принялась отмачивать повязку. Один за другим тампоны отходили от кожи — теперь Матильде приходилось лишь слегка потянуть. Ее плечо загораживало от меня ступню.
— Я слышал, как утром кто-то стрелял.
— Отец. Пошел поохотиться.
— Полагаю, это он приходил вчера вечером.
— Да. — Она снова заправила за ухо прядь волос. — Прошу прощения. Мой отец — замкнутый человек. Он не любит чужаков.
— Я уже догадался. — Напрасно я это брякнул. Матильда не отвечала за поступки отца и, помогая мне, навлекала на свою голову неприятности.
— Почему вы не отвезли меня в больницу? Боялись, что возникнут проблемы из-за ваших капканов?
Она подняла голову.
— Я решила, что будет лучше, если стану лечить вас сама. Но если бы вам потребовалась неотложная медицинская помощь, вы бы ее непременно получили.
Странно, но я ей сразу поверил.
Матильда еще мгновение не сводила с меня взгляда, затем вернулась к работе и продолжила снимать повязку.
— Следовательно, я волен уйти, когда захочу?
— Разумеется.
— В таком случае зачем вы закрывали на замок крышку люка?
— Вы были в бреду — могли упасть с лестницы и покалечиться.
Учитывая вчерашние события, ее слова показались мне настолько нелепыми, что я чуть не расхохотался.
— Или не желали, чтобы меня увидел ваш отец?
Матильда промолчала, тем самым подтвердив мое предположение. Я не представлял, как она собиралась скрывать мое присутствие на ферме. Но, познакомившись с ее папашей, вполне мог ее понять. Оставалось благодарить судьбу, что в лесу на меня наткнулись его дочери, а не он.
— Как вам удалось поднять меня сюда без ведома отца?
— У него больная спина, и во второй половине дня обычно он спит. Из леса мы выносили вас на одеяле. Часто останавливались, чтобы передохнуть. — Матильда осторожно отлепляла от кожи последний тампон. — В амбаре нет удобств. Но в нем тепло и спокойно. Можете оставаться здесь сколько угодно. Во всяком случае, до тех пор, пока не окрепнете.
— Вы не боитесь, что я расскажу полиции о том, что случилось?
— Это ваше право.
И снова мне захотелось ей поверить. Но лишь до тех пор, пока я не вспомнил о полиэтиленовом пакете в рюкзаке. Наверное, у Матильды есть причины считать, что я не сунусь в полицию? От этой мысли меня прошиб пот. Но тут она окончательно сняла повязку, и когда я увидел, что находилось под ней, то забыл про все остальное.
— Проклятие!
Нога распухла и побагровела. Ногти на пальцах на фоне синюшной кожи казались крохотными перламутровыми пуговицами. От лодыжки к подъему тянулась цепочка вздувшихся, воспалившихся ран — отвратительных дырок с запекшейся вокруг кровью и гноем. По краям, похожие на лапы дохлых пауков, торчали нитки от швов.