Избранные произведения. Том 2
Шрифт:
Он тряс руку Пахчана, суетился, подставлял ему кресло. Пахчан пытался заговорить о деле, он его перебивал, подавая быстрые ободряющие реплики.
— Дети? Дом? Да, да! Непременно! Вы необычайно кстати. Вот сейчас поговорим. Я все устрою. Хотя вы знаете, я здесь не хозяин. Генерал Воронов меня недолюбливает. Но в случае чего поможет генерал Ладогин. Милейший человек. Высококультурный.
Бросая эти фразы, он очень быстро, несмотря на свои короткие ноги, бегал от стола к буфету и обратно, доставал
Пахчан недоумевал, разглядывая то суетливую фигуру губернатора, то комнату. Кругом стояли столы с банками, нумерованными бутылками, мешочками семян, пучками сушеной травы, на всем были наклейки, надписи, этикетки.
— Вот! Пожалуйста! — прервал его наблюдения губернатор, ловко ставя перед ним поднос с несколькими блюдечками, на которых было налито что-то желто-красное, темно-красное, буро-черное.
— Пробуйте!
Пахчану было неловко, что он сидит, а губернатор стоит, как бы прислуживая ему, и он сделал движение встать с кресла.
Мягкая рука губернатора довольно сильно налегла ему на плечо, и то же слово раздалось опять почти уже в тоне приказа:
— Пробуйте!
И сейчас же губернатор сорвался с места, добежал до буфета и вернулся, сияя.
— Ложечку забыл! Ну?
Пахчан взял ложечку, зачерпнул немного и попробовал.
— Ну? — не терпелось губернатору.
— Вкусно! — сказал Пахчан, проглатывая липкое, приторное варенье.
— Я знаю, что вкусно! — захохотал губернатор. — Вы скажите, что это?
У Пахчана дернулась раненая губа, обнажая десны. Нужно немедленно получить приказ о передаче дома. А тут изволь узнавать, из чего сварено варенье. Резкая фраза была готова сорваться с губ Пахчана, но, взглянув на детски любопытствующее лицо губернатора, он решил переменить тактику.
— Сейчас скажу.
Пахчан поднес блюдечко к губам и ложкой сдвинул все, что на нем было, себе в рот. С трудом проглотив, он взялся за второе.
— Нет! — отрезал губернатор. — Сначала скажите!
— Яблоки!
— Нет!
— Груша!
— Нет!
— Слива! Айва! Дыня! Абрикос! Персик!
— Нет! Нет! Нет!
При каждом восклицании губернатор заливался гортанным коротким смешком, и щеки его колыхались от удовольствия. Насмеявшись вдоволь, он объявил:
— Свекла! Да! Да! Никто не может узнать!
И, закинув руки за спину, зашагал вокруг стола.
— Обычное деление плодов земных на фрукты, овощи и корнеплоды не выдерживает ни малейшей критики. Всякий плод может быть приготовлен в трояком виде.
Губернатор поднял три пальца:
— В трояком! А именно:
— Понял! — сказал Пахчан, вытирая губы. Он уже опустошил все блюдца.
— Что же вы сделали? — с отчаяньем воскликнул губернатор. — Если б вы знали, что вы съели! Шкурки зеленого миндаля. Тыквенные корки! Скорлупа молодых орехов! Если бы вы знали! Мой принцип — никаких отбросов!
Пахчан встал.
— Сидите, сидите! Впрочем, можем пройти в кабинет. Покурим и поговорим о деле. У меня собственный табак.
Кабинет мало отличался от столовой. Половину пола его занимали циновки с уже высушенными фруктами. На столе, среди вороха бумаги, стояли баночки с нежными ростками, пускавшими бледные нитки корешков в позеленевшую воду. Виноградные черенки лежали на груде нераспечатанных газет. Какая-то брошюра, испещренная поправками, покрывала глубокую тарелку с замоченными в ней косточками.
— Вот, — сказал губернатор, опускаясь в кресло и предлагая сесть рядом Пахчану, — вот мой многолетний труд.
Он снял брошюру с тарелки и прочитал заголовок:
«Воспоминания администратора. Опыт исследования принципов управления инородцами». Петроград. 1914. На правах рукописи.
Перелистав пожелтевшие на солнце страницы, он начал читать:
«До сих пор в администрации недостаточно применялись выводы исследований в областях биологии, социологии, психологии и этнографии. А между тем все эти науки тесно связаны между собой, имеют непосредственную связь с администрацией»!
Он поднял голубые, чистые глаза на Пахчана:
— Разве это не правда?
Пахчан, за минуту до этого готовый вспороть его кругленькое брюшко своим кинжалом, был обезоружен.
— Правда! — сказал он.
— Губернатор должен быть воспитателем инородцев, — продолжал губернатор, откладывая брошюру, — должен быть их ближним! Я должен постоянно иметь перед глазами народный идеал вверенных мне инородцев! Согласны? Вот теперь я изучаю народный идеал вверенных мне несчастных армян.
Голос его задрожал. Он даже всхлипнул.
«Про что это он? — подумал Пахчан. — Про армян? Почему же они инородцы? Почему дети, которые сейчас в своем родном доме толпятся у закрытых ворот, — инородцы? Э! Пусть будут инородцами, только бы выжить».
— Вы совершенно правы, ваше превосходительство, — сказал Пахчан. — Народный идеал достоин уважения и изучения. Наш народный идеал требует любви к детям. Вы не можете не любить наших детей! Они сейчас стоят у закрытых ворот дома, где они живут. Они измучены дорогой. Они голодны. Напишите приказ, чтобы они могли войти в дом. Это единственный дом, в котором можно разместить несколько сот детей.