Избранные произведения. Том 2

Головачев Василий Васильевич

— Ясно, не продолжай. Кто именно беспокоится? Безопасность? Ромашин?

— Не только.

Шаламов рассмеялся. У Мальгина похолодела спина от этого смеха, лишенного эмоций, ровного и холодного, как снежное поле.

— Купава, что ли? Допускаю. А ты, видать, до сих пор не остыл, Климушка, и не забыл… и не простил, а?

— Дурак ты! — непроизвольно вырвалось у Мальгина первое, что пришло в голову.

— Может быть, — с неожиданной легкостью согласился Шаламов. — Что есть, то есть. Хотя я почему-то всегда был уверен в обратном. Да и Купава не ушла бы к

дураку. — Тот же холодный смех.

«Тогда был дурак я, — подумал Мальгин с тоской, блокируя выход пси-передатчика на антенну связи. — Если бы мне дали возможность, я бы каждый свой шаг прошел не так… и не было бы этой встречи…»

— Где Купава? — спросил спасатель. — Дома я ее не нашел.

— Не знаю, — соврал Мальгин с пугающей простотой.

— Знаешь, — твердо сказал Шаламов. — Знаешь, мастер. Не хочешь говорить — не надо, узнаю сам. Что же мне с тобой делать? Ты мне будешь мешать.

— Давай вернемся, Дан. Без твоего согласия ни о какой операции речи быть не может, обещаю, хотя ты и…

— Договаривай.

— Ты болен, Дан, болен чужим знанием и прекрасно понимаешь это. Прошу тебя, давай вернемся, тебя ждут. Купава тоже.

— Откуда сведения? Вернуться я успею. Лучше скажи, что мне с тобой делать. Ты же добровольно не отстанешь…

— Не успеешь, Дан. Я имею в виду, что чем позже ты вернешься, тем дальше зайдет процесс…

— Ну-ну… Интересно.

— Не торопи меня и не стращай, я давно преодолел границы страха. Ты и сам знаешь, что в тебе идет процесс перестройки психики. Кем ты станешь, Дан, когда он закончится?

— А тебе что за забота? Подумал бы лучше о себе.

У Мальгина вдруг возникло ощущение, что внутри Шаламова шевельнулся дракон, поднял голову и посмотрел на него ледяным взглядом.

5

Ромашин сорвал с головы эмкан и посмотрел на осоловелого Шевчука.

— Прошел?

— А дьявол его знает! Стопроцентной гарантии нет, но он в станции. Думаю, конфликтная ситуация внутри маатанского метро исключена, «черные люди» не самоубийцы, чтобы пытаться силой остановить гостя с такой энерговооруженностью, как Мальгин.

— И все же…

— Отбой прикрытию! — скомандовал Шевчук и тоже снял эмкан.

Пока отрабатывалась процедура свертки операции, возврата эшелонов, подстраховывающих поход Мальгина к станции маатанского метро, руководители операции молчали и вздохнули с облегчением лишь после того, как все аппараты десанта, кроме телезондов, покинули атмосферу планеты и вообще пространство системы. Но не успел Ромашин вызвать начальников служб и руководителей отрядов, как на спейсер пришел кодированный видеовызов. Развернувшийся виом кодовой связи отразил экспедиционный зал станции «Эдип-2», центральной резиденции комиссии по контактам в системе Маата.

— Что вы самовольничаете, Ромашин? — сказал из виома прозрачноглазый, седой, вечно чем-то опечаленный Уильям Уэрт, начальник экспедиции и он же заместитель председателя ВКС. — Мы только что получили ноту маатан: в течение часа покинуть систему во избежание «недоразумений». Что

произошло? Почему ваши технари сидят на Маате?

— Уже не сидят, — вздохнул Ромашин. — Мы вынуждены были развернуть императив по пункту «срам». Кстати, мы вас предупреждали, что могут быть осложнения.

— Вы практически сорвали начавшийся было единственный возможный вариант неформального контакта с «черными людьми». Понимаете? Неужели не могли обойтись без этих ваших императивов?

— Не могли, — ровным голосом ответил Ромашин. — Альтернативных решений много, а верное, отвечающее оптимальным расчетам, одно. Но кто может без колебаний оперативно принять его в условиях дефицита времени? Уверен, что мы действовали правильно.

— Какова «размазка» вероятности?

— Эфаналитики дали семьдесят семь — достаточно для проведения любой операции.

— И все же ваши действия можно квалифицировать как намеренный срыв работы комиссии. Вы не можете не знать, что контактные отношения цивилизаций — это не только научные и культурные связи, но и все виды взаимодействия — от экономических, идеологических до политических и дипломатических, и если сорвать дипломатические…

— Я понимаю,- сказал Ромашин.

— Вряд ли,- отрезал Уэрт.- Иначе обеспечили бы себе квалитет ответственности.

— Председатель СЭКОНа предупрежден.

— Он должен был присутствовать на борту спейсера во время проведения вашей операции, вы же не мальчик, Ромашин. Я тоже не поборник официальных инструкций, но не в таком же деле. Единоличные решения операций столь крупного масштаба неправомочны и преступны, даже если они рассчитаны с дальним прицелом и намерения их благие. Чем вы замотивируете свои действия?

— С Земли в систему Маата бежал из Института нейропроблем Даниил Шаламов, находившийся на излечении с диагнозом…

— Я слышал,- кивнул Уэрт, в чертах которого было что-то от грустного бульдога.- Синдром «черного человека», так это, кажется, называется? Ну и из-за чего вы всполошились?

Ромашин помолчал, покосился на каменно застывшего Шевчука.

— Он… не всегда способен контролировать свои поступки. Более того, прогноз его будущей психической деятельности неблагоприятен настолько, что… вероятно даже полное раздвоение личности, а при его возможностях это может повлечь непредсказуемые тяжелые последствия. Его надо остановить и вернуть.

— Он что же — супермен-киборг?

— Ирония здесь неуместна. О его возможностях говорит уже тот факт, что против него работал весь технический и оперативный потенциал отдела и погранслужбы, а он все равно ушел!

Теперь замолчал председатель комиссии, грустно опустились уголки его губ; казалось, он вот-вот готов заплакать. Голос его стал тихим:

— Еще раз убеждаюсь, что древние философы знали жизнь не хуже нас, овладевших космосом. По закону Джилба любая система, зависящая от человеческой надежности, ненадежна. Мы просто не в состоянии всего предугадать в силу несовершенства логического аппарата, в силу психологического несовершенства, а может быть, и биологии. До связи на Земле, камрады.