Избранные произведения. Том 2
Шрифт:
— «Черный человек» получил отпечаток твоей личности, Дан, и положение его в его мире от этого не улучшилось.
— Чепуха, его положение меняется не от внешних причин, не подходите к маатанам со своими мерками. Так ты узнал, как меня можно вылечить?
— В общем… да, хотя подтекст твоего вопроса явно скрывает иронию.
— Да потому, что никто не знает точно, от чего меня надо лечить. И я не знаю, Климушка. И разговор о моем лечении излишен. Прощай. Или, как сказал «черный», прощальность. Вряд ли мы когда-нибудь еще встретимся.
— Ты изменился, Дан. Раньше ты больше думал о своих друзьях…
— Шел бы ты к черту! — выругался Шаламов. — Достал-таки! О Купаве я позабочусь сам, не трогайте вы эту тему! Дайте мне разобраться с этим булыжником, возомнившим себя «вершиной эволюции», вот тогда, может быть, и вернемся к старой теме.
Спасатель включил антиграв, устремляясь вслед за «черным человеком».
Он не знал, что Мальгин в это время борется с собой, решая вопрос, включать «василиск» или нет. Время шло, но гипнотизатор так и не был задействован… В последнее мгновение Мальгин, обливаясь холодным потом, заблокировал выстрел и успел скомандовать скафандру следовать за двумя «черными людьми», уносящимися прочь…
Маатанин не свернул к «ледяной горе» орилоунского «живого метро», а направился к стене ущелья, возле которой росла сложнейшая головоломная конструкция, от взгляда на которую в душе пробуждались древние атавистические страхи и тревоги.
— Ваш друг следует за нами, — предупредил Джордж. Шаламов оглянулся: Мальгин в защитном скафандровом комплексе спасателя — камуфляж под маатанина он выключил — держался в кильватере как привязанный.
— Черт с ним, — буркнул Шаламов. — Я его понимаю: он меня упустил и теперь будет лезть из шкуры, чтобы оправдаться перед безопасностью. Македонский в свое время выразился правильно: избави меня, боже, от друзей, а с врагами я и сам справлюсь. Будет надоедать- остановим.
— Он вооружен.
— Не имеет значения. Я его знаю, он не способен выстрелить в человека, которого считал своим другом всю жизнь. Так воспитан. Догоняй «черного».
Но догнать «черного человека» они не успели. Впереди вдруг с ревом разверзлась земля, из гигантской трещины выметнулся бешено вращающийся смерч дыма пополам с огнем, все вокруг зашаталось, загрохотало, волна искажения пробежала по ущелью, меняя очертания предметов, скал, строений и конструкций. Ударивший от смерча вихрь увлек Шаламова за собой, закрутил, бросил вниз, едва не разбив о голую поверхность обнажившегося скального дна. А потом на месте смерча вырос жуткий, ни на что не похожий стеклянно просвечивающий призрак, заполненный «рыбьей икрой». Приглядевшись, Шаламов понял, что каждая «икринка» — на самом деле не то птичий, не то человеческий глаз!
В первые мгновения Шаламов опешил и упустил фигуру «черного человека» из виду, но Джордж не сплоховал, выполняя приказ хозяина и не обращая внимания на свистопляску орилоунской природы вокруг. Маатанин вонзился в тело «призрака», превратился в черную струю жидкости, эта струя собралась в каплю и нырнула в растущую трещину в дне ущелья. Джордж замешкался, прежде чем повторить маневр «черного человека», и Шаламов крикнул:
— Вперед, не дрейфь!
— Мы в зоне полтергейста, это опасно.
— Вперед,
— Предупредите хотя бы вашего друга. Кстати, чую локацию, нас догоняют.
Шаламов оглянулся и увидел, как в ущелье стремительным копьем падает десантный когг.
— Молодцы, быстро нас вычислили. Клим, слышишь меня? Не ходи за мной, нянчиться с тобой я не смогу.
— Я тебе не мешаю.
— Мешаешь!- В Шаламове вдруг на мгновение проснулся некто свирепый, яростно-агрессивный; волной поднялся слепой гнев, затмил рассудок. Спасатель тут же опомнился, но Мальгин уже тормозил.
— Так-то лучше. — Шаламов унял поднявшуюся было в голове боль и не оглядываясь нырнул в тело танцующего, меняющего форму глазастого «призрака».
Мальгин, беспомощный, потерявший сознание от пси-удара, остался висеть в воздухе, не отвечая на тревожные запросы Клауса и командира десантного шлюпа.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
НЕЧЕЛОВЕК
1
Причудливые видения, то жуткие и угрюмые, то сказочно красивые, как танцующие эльфы, посещали его все реже и реже, и наступил наконец день, когда Мальгин проснулся с ясной головой и без тяжести в сердце.
Он лежал один в комнате с распахнутым во всю стену окном, за которым пели птицы и шелестели кроны деревьев, заслонявших солнце. Кровать была нормальной, без видимых медицинских приспособлений, но у стены висел пульт медицинского комбайна, и Мальгин понял, что находится в лечебнице.
Легкий ветерок заносил в комнату запахи свежескошенного сена и меда. Где-то далеко родился странный звук, поющий, нежный, звенящий, легкий, пробудивший древнюю родовую память и ассоциации чего-то патриархально-идиллического, вроде вкуса парного молока, рожка пастуха и колокольчика на шее коровы…
«Коса,- вспомнил Мальгин,- кто-то недалеко точит косу».
Ему до зуда в руках захотелось самому взять в руки отполированное руками цевье и пройтись по лугу, оставляя за собой ровную дорожку выкошенной травы. Он встал, прошлепал в плавках к окну и выглянул.
Так, все ясно, третий этаж клиники СПАС-центра. Неясно только одно, как я здесь оказался… и сколько времени провалялся в постели…
Сзади послышался шорох открываемой двери. Мальгин оглянулся. В палату входил начальник отдела безопасности Ромашин, из-за спины которого выглядывал улыбающийся Джума Хан с букетом полевых цветов.
— Доброе утро, — скупо улыбнулся и Ромашин, протягивая сильную руку. — Как вы себя чувствуете, больной?
— А разве я больной? — Мальгин ответил на рукопожатие и с удовольствием хлопнул ладонью по ладони подмигнувшего Хана. Ему он был рад искренне.
Джума критически оглядел хирурга, ткнул пальцем в живот, вздохнул сожалеюще:
— Отощал малость, кожа да кости…
Все трое засмеялись. Клим напряг мышцы, приподнял врача и положил на кровать.
— Ладно, ладно, убедил, — сказал тот, вставая. — Вижу, что здоров как бык. Рад видеть тебя в форме.