Избранные произведения. Том 2

Головачев Василий Васильевич

Старик прижал его к себе, уколов небритым подбородком — он никогда не брился на природе, отращивал бороду, — пробормотал:

— Ты изменился, Клим…

Мальгин поцеловал его в темную от загара шею и пошел, не оглядываясь, к их туристскому пинассу.

* * *

Заремба вошел в кабинет в тот момент, когда Мальгин собирался выключить связь с Гиппократом: он успел узнать все институтские новости и раздумывал теперь над тем, за что браться в первую очередь.

— Привет

директору, — сказал молодой нейроконструктор; руки, как всегда, в карманах, на лице непробиваемая безмятежность, в глазах любопытство. — А Богдан говорил, что ты выйдешь только в августе.

— А я еще не вышел, просто заглянул ради интереса. Гиппократ сообщил, что ты успешно сделал сложную операцию на ganglion spinale. Поздравляю.

Заремба небрежно отмахнулся.

— Не стоит поздравлений, я могу делать и более сложно.

Мальгин засмеялся.

— Ты не меняешься. Как дела у Стобецкого?

— У него тоже ничего не меняется: работает, бурчит, каждую неделю ходит в театр с новой дамой. Лучше расскажи, где ты пропадал, — вдруг жадно сказал Заремба. — А то слухи ходят один страшней другого. Где Шаламов? Что там у вас произошло?

На миг в душе Мальгина шевельнулось дремлющее раздражение, он отвык от манеры поведения Зарембы, парень так, наверное, и не избавится от амикошонства, не научится тактичности самостоятельно, надо бы позаниматься с ним, хотя чувство такта, деликатность и галантность, очевидно, должны быть врожденными, генетически запрограммированными. А их планируемое приобретение в зрелом возрасте — процесс длительный и не всегда результативный…

— Какие слухи ты имеешь в виду?-спросил Мальгин,снимая эмкан и приглаживая волосы.

— Говорят,ты дрался с Шаламовым, но тот превратился в «черного человека» и удрал на Орилоух. А еще говорят, что ты стрелял в него…

— Кто говорит? — наливаясь яростью, сипло спросил Мальгин.

Заремба испуганно отступил, в замешательстве потрогал верхнюю губу.

— Да ребята из неврологического, Стоун, Роб, Жека…

— А они откуда знают такие подробности? Что у них за источник информации?

— Не знаю точно.- Заремба пожал плечами. — У Роба приятель в СПАС-центре, может, он?

— Имя приятеля не помнишь?

Молодой нейрохирург засмеялся, преодолевая внутренний трепет: он никогда не видел у товарища таких глаз — в них плавились ненависть и угроза.

— Ты будто ведешь допрос… Имени приятеля Роба я не помню,спроси у него сам. Так ты расскажешь о своих приключениях?

— Расскажу. — Мальгин взял себя в руки; он уже понял, откуда ветер дует, информатором Роба,равно как и Купавы,мог быть только один человек — Марсель Гзаронваль, мстивший ему подобным образом.- Позже расскажу. Не обижайся, Иван, я еще не совсем здоров, и мне вредно волноваться.

Заремба торопливо закивал.

— Все понял, прошу прощения, Клим, но смотри- ты пообещал. Моя помощь не понадобится?

— В чем?- усмехнулся Мальгин через силу.- Спасибо за сочувствие, обойдусь. Таланов у себя?

Заремба как-то странно

посмотрел на него.

— Тебе разве ничего не говорили?…

Мальгин молча взглянул на коллегу, и тот снова почувствовал себя неуютно.

— На Совете академии Таланов снял с себя обязанности директора и взял месяц отдыха. Мотивировал тем, что не предусмотрел последствий пробуждения Шаламова и тем самым подверг риску ни в чем не повинных людей.

Вставший было Мальгин снова сел.

— А Гиппократ этого мне почему-то не сообщил… странно… Что Богдан собирался делать?

— Сказал, что будет согласен с любым назначением, и Совет принял решение поменять вас местами. Так что ты теперь — без пяти минут директор. Ты разве не расслышал, как я тебя приветствовал?

— Думал, ты, как всегда, шутишь.

Мальгин медленно и глубоко вздохнул и так же медленно выдохнул: в голове тонко задергал-запульсировал сосудик, и тотчас же ожил «филер» на груди — его писк был слышен только хозяину.

Такой новостью можно свалить и здорового, подумал Клим, а я еще действительно не в форме. Бедный старикан, что ему пришлось пережить! Он ведь на самом деле всю жизнь будет считать себя виновником случившегося, и доказать обратное невозможно, уж такой он человек. Если уж вбил себе в голову какую-то идею — обухом не выбьешь. Кремень… Дредноут!

Последнее слово Мальгин произнес вслух.

— Кто? — не понял Заремба.

Мальгин очнулся.

— Я, конечно. Не обращай внимания, это эвфемизм. Ты, пожалуйста, иди, Иван, мне надо побыть одному. Не говори, что я в институте, не хочу паломничества, хватит с меня и твоих расспросов.

Хирург подошел, похлопал его по плечу и вышел, несколько разочарованный тем, что не смог целиком удовлетворить своего любопытства. Однако быстро примирился с неудачей и тут же переключил внимание на новый интерес. Мальгин невольно позавидовал легкости его характера, сам он был слеплен из другого теста.

На груди снова зашелся писком «филер».

— Слышу, слышу, не нервничай, — буркнул хирург. — И без тебя ясно, что мне необходима консультация.

Он позвонил Купаве, не включая обратной связи, полюбовался на крошечное существо в колыбели, возле которой топтался робот-нянька с немыслимым набором игрушек, и вызвал отдел безопасности УАСС.

4

Уже после второго путешествия по «струнным» трассам, связывающим Орилоух с «живыми» станциями метро на других планетах, Шаламов ощутил потребность делиться с кем-нибудь своими открытиями. «Черный человек», которого он не отпускал, таская за собой в качестве гида, живого справочника и просто собеседника, замкнулся в себе и все реже отвечал на вопросы, а скафандровый микрокомп не годился для роли сопереживателя и товарища, его забота не распространялась на душу хозяина. И тогда снова вернулась мысль посетить Землю и забрать с собой Купаву. Это был бы самый благодарный слушатель и сопереживатель из всех возможных, включая даже ученых-ксенопсихологов, а уж что показать Купаве- Шаламов знал.