Избранные произведения. Том 3
Шрифт:
— Вряд ли,- пробасил внезапно Железовский, умевший быть проницательным в нужный момент.- «Наши тела состоят из пепла давно угасших звезд», помните? Люди — представители вторичной, если не энной, волны разума, а «черные люди» — представители уже исчезнувшей ветви существ — нечто среднее между живым и неживым, между разумом и сложным инстинктом. Правда, человеческие оценки этого разума, равно как и инстинкта, в данном случае не годятся.
Ромашин с интересом посмотрел на математика, мысленно приказал киб-пилоту: в Хатангу,
— Вы знакомы с информацией по «черным людям»?
— Я в группе по их исследованию.
«Кажется, даже для работника моего уровня могут быть приятные сюрпризы, — подумал Игнат.- Аристарх- настоящий подарок судьбы. Или экспромты подобного рода кем-то готовятся?»
— Вы не договорили.
— Человек от маатанина отличается настолько, что никакая целевая перестройка нервной системы не способна превратить первого во второго.
— Но зачем тогда чужая генная память начинает переделывать человеческое тело, если не способна сделать полноценного маатанина?
— Эволюция «черных людей» шла иным путем, нежели земная: от большого числа органов с небольшим числом степеней свободы. Динамические системы типа человека — у него около восьмисот мышц! — не могут управляться из единого центра, должна быть иерархия уровней управления, а у «черных» нет иерархии. Маатанин — сам себе мозг, сердце, генератор движения плюс комплекс мышц, выращиваемых из любой части тела.
Ромашин задумался, глядя на уносящееся назад и вниз пятно света. Кивнул своим размышлениям.
— Значит, Шаламов вернется?
Железовский удивленно посмотрел на него, повернувшись так, что на груди шевельнулись чудовищные мускулы.
— Я этого не говорил. Да и кто это может знать?
Игнат засмеялся:
— Не переигрывайте,Аристарх, я и так уже понял,что вы интрасенс.У вас это с детства или проявилось в юности?
— С восемнадцати лет.- Железовский порозовел и отвернулся, рассердившись неизвестно на кого.
Разговор прервался.
Через четверть часа на горизонте возник световой шатер Хатанги, пинасс пошел на снижение, подчиняясь общетранспортному регулятору этого края.
— Когда вас потревожить?
— Я сам найду вас, — сказал математик, просидев в каменной неподвижности все это время. — Расчет не займет много времени, но главное — полнота данных.
— Все, что у меня есть, я дам по своей консорт-линии, остальное- ваша забота. Один вопрос, прежде чем мы расстанемся: не рискует ли Мальгин стать таким же, как Шаламов? Не слишком ли он самоуверен?
Железовский пристально вгляделся в него: Игнату показалось, что под черепом у него потянуло прохладой.
— Клим — интрасенс с очень хорошей пси-базой, он просто еще не знает об этом, поэтому ничего ему не грозит.
— Человек-да, — пробормотал Ромашин.
Математик дождался, пока раскроется колпак кабины, и, легко выпрыгнув на покрытие финиш-поля,
— До завтра.
«Ну и везет же мне на компанию», — подумал Игнат с некоторым сомнением, глядя на его мощную спину. И тотчас же в голове струйкой воды из крана пролилась фраза: «Волков бояться — в лес не ходить…»
5
Горловина- вход в «серую дыру» — представляла собой двенадцатимерный конус и со всех сторон выглядела одинаково- «мыльно-кисейным пузырем» диаметром сто километров. Однако изнутри благодаря эффектам многомерной метрики диаметр основания конуса был эквивалентен двум с лишним миллионам километров — если верить приборам. И лишь попав в конус, можно было не только увидеть, но и ощутить, что этот объект действительно конус, хотя и сложнее своего трехмерного аналога.
Спейсер «Конунг» уходил из Горловины последним, после того как был эвакуирован на Землю весь научный десант.
Страж Горловины медленно уплывал в слабо фосфоресцирующую даль — невообразимо огромная «игральная кость» неведомого великана, идеальный куб размером с планету земного типа. На его ребрах и углах, как и на островах всех шести океанов, остались только инки, знающие, что они остаются здесь навсегда, молча принимающие судьбу, уготованную им людьми. И «серой дырой». Они записывали изменения параметров среды и передавали их по «струнам» связи за пределы «серой дыры», где дрейфовали до сотни земных кораблей, жадно ловящих поступающую информацию.
По всему пространству Горловины метались потоки маатанских проникателей, ухитряясь не сталкиваться между собой и находить свой коридор входа в «серую дыру», но большинство из них стремилось к планете-кубу. Зрелище было потрясающее, феерическое: очереди в сто-двести «пуль», размером три-пять километров каждая, мчались к Стражу со всех сторон, пробивали атмосферу, чаще всего над океанами, и бесшумно и стремительно исчезали у самой поверхности островов, будто ныряли в бездну. И лишь один раз за шестеро суток непрерывного обстрела произошло настоящее столкновение (то ли стрелок промахнулся, то ли не сработала техника «кубиан»): на всей скорости порядка ста километров в секунду ведущая гороподобная громадина врезалась прямо в остров!
Взрыв испарил три четверти острова, образовав кратер диаметром в двенадцать и глубиной в четыре километра! Страж Горловины вздрогнул и завибрировал, как хороший резонатор, поднимая на всех шести океанах янтарно-желтые, с ослепительно белыми пенными гребнями волны, казалось, океаны вскипели! Но резонансные колебания куба тут же затихли, океаны перестали «кипеть», раскаленный гейзер взрыва осел, поредел и растаял. Таинственные колоссальные механизмы Стража, поддерживающие его жизнедеятельность, быстро навели порядок в собственном доме, хотя и не стали залечивать рану, нанесенную «динозавролетом» маатан.