Избранные произведения. Том 3
Шрифт:
6
Отец выглядел, как и всегда, хмуровато-сосредоточенным и чем-то недовольным, но уголки губ таили улыбку, а морщинки у глаз — лукавство и готовность к шутке. Одет он был в зеленую егерскую куртку, брюки и высокие сапоги, древний головной убор под названием «берет» довершал наряд.
Мальгин отыскал отца в Брянском заповеднике, на берегу Десны, неподалеку от старинного русского городища Вщиж, где Мальгин-старший поставил шалаш рыбака.
— У нас тут мга, — пояснил он сыну в ответ на его
— В другой раз, — пообещал Мальгин, не зная, зачем ему понадобилось разыскивать отца. А потом вдруг взял и рассказал все. И почувствовал облегчение. Наверное, надо было высказаться кому-то, даже просто так, не спрашивая совета, а отец всегда был хорошим собеседником, потому что умел слушать.
Старик понял мимику сына и улыбнулся, превращаясь в хитрого и доброго гнома из детской сказки. Хотя в этом наряде он смахивает больше на лешего, подумал Мальгин с ответной улыбкой.
— Жизнь — непрерывная цепь принимаемых решений, — проворчал старик, снимая берет и вытирая лысину влажной ладонью. — Я вижу, ты уже принял решение, а ошибаешься или нет — не мне судить. Все равно ведь сделаешь по-своему. Я живу просто, по пословице: чего не знаешь, туда и не тянет, — ты так не сможешь. Уверен, что все предусмотрел?
— Да, — сказал Мальгин, подумав.
— Тогда ступай, куда наметил. Потом позвонишь, а может, приедешь, как в прошлый раз, на Пру. Я тут набрел на куманику, сварил морс, ты такого еще не пивал.
— Наверное, вкусно.
— Не отведав, вкуса не узнаешь. Как там Купава, Дарья?
Мальгин, не ожидавший вопроса, вздрогнул, отвернулся.
— Нормально.
Отец перестал улыбаться, в глазах его на миг проглянула тоска.
— Жена друга… ну это я еще понимаю, но ведь Дарья — твоя дочь, а не Данькина. — Старик хотел еще что-то сказать резкое, но сдержался. — Когда ты был у нее в последний раз?
— Недавно… вчера.
— Дочь видел?
— Она у матери… у ее матери. Купава так сказала.
— Почему же не проведал? Не боишься потерять окончательно?
— Что потеряно единожды, нельзя потерять второй раз, — пробормотал Клим, поднимая взгляд и тут же опуская. — Мне что, драться с ней, если она не хочет, чтобы я приходил?
— Драться не стоит, однако голова у тебя для чего на плечи посажена? Эмкан носить? Думай.
— Я позвоню. — Клим зябко передернул плечами: стало вдруг холодно.
— Ну-ну, — буркнул отец и выключил связь не прощаясь.
Мальгин посидел перед световой нитью виома, прислушиваясь к себе: показалось, что кто-то окликнул его, издалека, из невообразимой дали… мистика! Выключил виом и побежал в душ, представляя, как бросился бы сейчас с обрыва в реку, будь он с отцом… и чтобы рядом была Купава…
В институт он заявился в половине восьмого утра, когда в здании начинали появляться первые энтузиасты — «жаворонки», встающие с солнцем. Правда, сентябрьское солнце только-только
Полчаса ушло на переговоры с Гиппократом и Пироговым — хирургическим инком, с которым Клим работал постоянно, а также на подготовку операционной; потом пришел Заремба.
— В генофонде человека используется всего три процента записей в ДНК, — заявил он с ходу, проходя к операционной камере, у которой стоял Мальгин. — Интрасенсы берут у природы чуть больше — до десяти процентов. А тебе мы сделаем все сто, будешь первым супером. Ну что, начинаем?
— Не гони лошадей, — остудил коллегу Клим, несколько отвыкший от манеры поведения молодого нейрохирурга. — Где твой хваленый математик?
— Сейчас явится, любит точность.
— Он сделал, что я просил?
— Это человек слова, почти как ты, сказал — сделает. Если ты человек-да, то он — человекогора-да. Так я подключаюсь к машине? — И Заремба, не дожидаясь ответа Мальгина, залез в кокон-кресло хирурга-ассистента. Он должен был быть ведомым хирургом, ведущим был сам Клим, хотя операцию планировалось провести на его мозге.
Ровно в девять пришел Железовский, одетый в ослепительно белый кокос, который немного скрадывал его мускульный рельеф.
— Доброе утро. — Математик подал Климу три булавки кристаллозаписи. — Здесь прогноз и динамически-информационная модель ситуации. Работа нашего Большого Мыслителя, так что ваш Гиппократ должен проглотить, не подавившись. Вероятность благоприятного исхода ноль пятьдесят семь, не мало?
— Маловато, конечно, — раздался вдруг сзади чей-то уверенный, гортанный голос, и в операционный бокс вошел энергичный жизнерадостный Джума Хан, одетый по самой последней моде: при движении драконы и ящеры на его рубашке и брюках становились трехмерными и очень натурально разевали огненные зубастые пасти. — Я, кажись, вовремя.
Мальгин с радостным недоверием пожал протянутую руку и, не удержавшись, сунул палец в пасть одного из драконов. Дракон цапнул его за палец, неощутимо, конечно, однако руку Клим отдернул. Повернул вошедшего лицом к оглянувшимся Зарембе и Железовскому.
— Это Джума Хан, бывший врач «Скорой», сейчас гриф безопасности.
— Знакомы уже, — буркнул Заремба, но руку Джуме пожал.
Тот с уважением окинул взглядом фигуру математика, посмотрел на Мальгина.
— Возьмешь ассистентом? Думаю, навыков контрольхирурга я еще не утратил.
— Ты что же, знаешь, чем я буду заниматься?
Хан посерьезнел.
— Конечно, знаю, иначе не успел бы к началу эксперимента. Кроме того, я работал в эм-синхро Европы по этому вопросу и специально готовился для спарринга.
Медики переглянулись. Лишь Железовский остался невозмутимым, превратившись в статую.
— Безопасность? — догадался Мальгин.
— Они отрабатывают «срам». — Джума пожал плечами. — Их можно понять. Кстати, Карой просила тебя позвонить ей до операции.