Избранные произведения. Том 3
Шрифт:
— Т-ты что, Клим?
— Ничего.- Мальгин заставил себя улыбнуться, отметив, как сразу с облегчением, хотя несколько заискивающе, улыбнулся в ответ Заремба. — Ты же знаешь, как я не люблю неоправданного любопытства. Этике тебя учили?
— Больше не буду, клянусь!- Заремба прижал кулаки к груди. — А правда, что у тебя… э-э… расщепление личности? Это Гиппократ сообщил.
— Вздор!- рассердился Мальгин. — Гиппократ такого сообщить не мог, если только не сошел с ума.
— Значит, сошел.- Заремба уже пришел в себя и разговаривал как обычно. — Спроси у него сам, зачем мне возводить напраслину?
Хирург
— Кто ввел тебе эту информацию?
— Информация поступила по консорт-линии, адресат неизвестен. Предположительно это служба безопасности.
— Безопасность не ведет себя так грубо.
— Больше у меня ничего нет.
— Когда поступил пакет?
— Вчера в семь вечера.
— Стобецкий знает?
— Естественно. Он интересовался, когда вы планируете выдать информацию «черных кладов».
Мальгин не ответил, сбрасывая эмкан.
— Убедился? — кивнул Заремба на стол. — Когда собираешься устраивать пресс-конференцию? Все обещаешь, обещаешь…
— Я еще не готов, не дави на психику, Иван.
— А почему ты такой хмурый? Давно не видел тебя веселым, ходишь вечно озабоченный… и недобрый.
— Потому что я не обязан все время терпеть самого себя, — проворчал Мальгин. Последние слова Зарембы задели его и заставили задуматься. Недобрым Клим не помнил себя никогда, во всяком случае, никто до этого не бросал ему подобных упреков, и если Иван заметил изменения в его характере, значит, самоконтроля не хватало, да и контроля Харитона тоже. Интересно, при наступлении «фазы черного» он полностью отключается или ведет себя как обычно? Если не считать недоброго взгляда?…
— Все, Иван, мне надо поработать. Кстати, если я тебя оставлю замом, справишься?
Заремба недоверчиво посмотрел на хирурга.
— Справлюсь, конечно, — сказал он с великолепной самоуверенностью как о чем-то само собой разумеющемся. — Не шутишь? В отпуск собрался или еще куда?
— Еще куда. — Мальгин помахал рукой, и Заремба вышел, оглядываясь, сбитый с толку.
Клим, подождав немного и набравшись духу, вызвал кабинет Стобецкого. Некоторое время они смотрели друг на друга. Видимо, Стобецкий только что разговаривал с кем-то, он был оживлен и весел, но при виде хирурга оживление постепенно покинуло его, в лице проглянула озабоченность.
— Готард, мне надо переменить работу.
Глаза директора расширились.
— Что произошло?
— Устал.
Выражение глаз Стобецкого изменилось: недоверие и озабоченность боролись в них с изумлением и недоумением. Клим представил, что творится сейчас в душе застигнутого врасплох директора, и ему самому стало неуютно.
— Устал — это причина для женщины, но не для меня. К тому же ты должен знать, что специалистов такого класса, как ты, можно отпустить только с разрешения Совета.
— Я действительно
Стобецкий покачал головой, не сводя пристального взгляда с хирурга, хотел что-то спросить, но с видимым усилием передумал. Помолчав, сказал:
— У тебя нет достойного заместителя.
— Заремба справится.
— Этот мальчишка? У него еще молоко на губах не обсохло. — Стобецкий не выдержал взгляда Мальгина, отвел глаза. — Хирург он хороший, но…
— Он хирург от бога, Готард, и ты это знаешь. Иван справится, не держи парня в запасе.
Разговор достиг точки неловкости, оба чувствовали это, разве что у Стобецкого было что спросить у коллеги, а у Клима нет. И директор все-таки не удержался:
— Это правда, что о тебе сообщил Гиппократ?
— О расщеплении «я»? Правда. Вот тебе и главная причина ухода, — оживился Мальгин. — Мне самому нужен врач.
Взгляд Стобецкого стал подозрительным.
— А не ты ли сам ввел эту информацию, чтобы действовать наверняка?
Мальгин засмеялся.
— Я в такие игры не играю. Хотя мне тоже интересно, кто это сделал и зачем. Прощай.
— Погоди, еще один вопрос. — Черты Стобецкого вдруг потеряли директорскую твердость и властность. — Ты же понимаешь, что мне… нам не безразлично, что с тобой происходит. И чем ты займешься.
— Боишься, что я превращусь в подобие Шаламова? — прищурился Мальгин. — Этого не произойдет. Да, благодаря «черным кладам» я обладаю кое-какими знаниями маатан, равно как и возможностями интрасенса, но никогда не применю эти знания во вред людям. Как и Майкл Лондон, между прочим.
— Но вами интересуется безопасность… — Готард прикусил язык.
— Это их обязанность, ничего удивительного. До связи, директор.
Мальгин выключил виом, оставив Стобецкого с его любопытством и сомнениями. Директор имел право сомневаться, потому что некоторым образом отвечал за хирурга, как за его здоровье, так и за последствия его поступков, однако Мальгин ничем не мог ему помочь.
В последний раз совершив обход больных — их было семеро, молодые парни и девушки, все, как один, с травмами черепа, — Клим с удовлетворением отметил, что операции прошли успешно, люди будут жить, не боясь последствий. Грусти в том, что он покидает институт надолго, не было, в воздухе витало обещание удачи, каких-то открытий и невероятных событий, и хандра отступила, словно судьба наконец благосклонно улыбнулась ему.
Полюбовавшись на крошечное существо в руках отца, Мальгин пообещал навестить его к вечеру, отметив ранее неизвестное выражение лица Мальгина-старшего: доброта и удовлетворение светились в каждой его черточке. Дочь Климу не улыбнулась, смотрела пристально и настороженно, совершенно не по-детски, замерев, как только Клим помахал ей рукой. От этого взгляда хирургу стало не по себе, но своих чувств он не выдал, да и мысли его были заняты другим.
Пока он разыскивал по связи Ромашина, позвонил Железовский: