Избранные произведения
Шрифт:
В тени этого моста четверо мужчин сидели и играли в карты. Играли они без азарта, молча. Глаза у них покраснели от бессонницы. Жара была ужасающая. Неожиданно сюда залетела шальная пуля с пронзительным визгом: «Где-е-е-е-е-е-е в-ы-ы-ы-ы?» Эта странная компания встретила наше появление без удивления. Снайпер устроился в сторонке и заботливо вставил новый патрон в свою винтовку.
«У вас нет ли глотка воды вот в этой фляге? — спросил он. — Мы уже сутки ничего не пили и не ели, — он жадно пил, внимательно посматривая на игроков, не хотят ли они тоже пить. — Говорят, что мы должны вновь атаковать водяную цистерну и загон, как только артиллерия сможет поддержать нас. Крепкий народ из Чиуауа! Но ночью было тяжело. Они убивали нас прямо здесь на улицах…»
Он отер губы тыльной стороной ладони и вновь начал стрелять. Мы легли рядом с ним, выглядывая из-за
«Там пулеметы, — молвил наш приятель. — Посмотрите на них. Их тонкие дула выглядывают из-за кромки стены».
Мы не могли их разглядеть. Цистерна, загон и город были погружены в дремоту под палящими лучами солнца, Пыль все еще поднималась вверх, образуя легкую дымку. Примерно в пятидесяти ярдах впереди нас проходил неглубокий открытый ров. Очевидно, некогда он был траншеей федералистов, так как насыпь на нем была сделана на краю, обращенном в нашу сторону. Теперь в нем залегли двести солдат в серовато-коричневой, запыленной одежде. Это пехота конституционалистов. Они распростерлись на земле в позах, свидетельствующих о крайней усталости. Некоторые спали на спине, подставив лицо яркому солнцу, Другие вяло перетаскивали горстями землю с тыла на передний край. Перед собой каждый из них беспорядочно нагромоздил груду камней…
Неожиданно за нашей спиной артиллерия дала залп из всех орудий, и над нашими головами со свистом пролетело несколько снарядов в направлении Черро.
«Это сигнал, — сказал солдат, стоявший рядом с нами. Он забрался в канаву и стал расталкивать спящего, — Вставай — закричал он. — Просыпайся, мы идем в атаку на пелонов». Спящий застонал и медленно открыл глаза. Он зевнул и не говоря ни слова схватил винтовку. Люди, игравшие в карты, начали перебранку из-за выигрыша; разгорелся спор о том, кому принадлежит колода карт. Ворча и все еще переругиваясь, они заковыляли наверх и пошли за снайпером вдоль канавы до ее конца. Ружейный огонь раздавался вдоль всего края находившейся перед нами траншеи. Только что проснувшиеся солдаты залегли ничком около своих маленьких укрытий. Они изо всей силы работали руками, беспрестанно заряжая винтовки. Пустой стальной бак для воды звенел под градом сыпавшихся на него пуль, осколки кирпича отлетали от стены загона. Время от времени стена загона ощетинивалась блестевшими на солнце дулами, и обе стороны поднимали страшный шум, с ожесточением стреляя из-за укрытия.
Пули закрыли свистящей стальной пеленой небо, подняли дым и пыль, желтое облако которой скрыло от наших глаз стену загона и цистерну. Мы видели, как наш приятель мчался, пригибаясь к земле; сонный солдат следовал за ним во весь рост, все еще протирая глаза. За ними вереницей бежали люди, только что игравшие в карты, все еще бранясь друг с другом. Где-то в тылу заиграла труба. Снайпер, бежавший впереди всех, вдруг остановился, закачался, словно наткнувшись на твердую стену. Его левая нога подогнулась под ним, и он рухнул на одно колено, с пронзительным криком размахивая винтовкой. «Ах, вы… грязные обезьяны, — выругался он, стреляя быстро в облако пыли. — Я вам покажу… Бритые головы! Тюремные пташки!» — Он тряс головой от боли, как собака, раненная в ухо. Кровь текла у него из головы. Мыча от бешенства, он расстрелял все оставшиеся патроны, затем упал на землю и бился на ней, наверное, с минуту. Остальные солдаты пробегали мимо, едва удостаивая его взглядом. Теперь траншея кишела людьми, напоминавшими червяков, выползших из-под колоды, под которой они скрывались. Треск ружей был очень сильный. Позади нас раздался топот ног, и солдаты в сандалиях, с одеялами на плечах промчались вихрем, скатываясь в канаву и карабкаясь наверх с другой стороны. Казалось, их сотни…
Они почти скрыли от нас линию фронта, но сквозь пыль и мелькание бегущих ног мы видели, как солдаты, сидевшие в траншее, хлынули из-за своего укрытия, как разрушительная волна. Затем пыль улеглась, и смертоносные иглы пулеметов пронизали все пространство. Один взгляд сквозь разорванное налетевшим неожиданно горячим порывом ветра облако пыли — и мы увидели первую коричневую линию людей, шатавшихся, как пьяные, и пулеметы, темно-красные в лучах солнца, трещавшие на стене. Потом оттуда примчался солдат без винтовки. Пот струился по его лицу. Он бегом, стремительно спустился в нашу канаву, скользя на ногах, и
«Что происходит? Что случилось?» — закричал я.
Он ничего не ответил и побежал дальше. Вдруг впереди послышался ужасный грохот и свист шрапнели. Артиллерия противника! Я тут же вспомнил о наших орудиях. Не считая отдельных случайных выстрелов, они молчали. Наши самодельные снаряды опять подвели. Разорвались еще два шрапнельных снаряда. Из облака пыли вынырнули обратившиеся в паническое бегство люди. Они бежали назад по одному, парами, группами, толпой. Они навалились на нас, окружили нас, захлестнули нас, как волной, и кричали: «К тополям! К поездам! Федералисты наступают!» Мы старались выбраться из толпы и тоже бросились бежать к линии железной дороги. Позади нас рвались снаряды, сквозь пыль настигая свои жертвы. Затем мы заметили, что вся широкая дорога впереди заполнена скачущими всадниками, громко кричавшими по-индейски и размахивающими ружьями. Это была главная колонна. Мы остановились на обочине дороги, а они, около пятисот человек, промчались мимо. Мы видели, как они приникли к лошадям и начали отстреливаться. Грохот копыт их лошадей раздавался, как гром.
«Лучше туда не лезть. Там слишком жарко!» — выкрикнул всадникам какой-то пехотинец с усмешкой.
«Держу пари, что мне еще жарче», — ответил один всадник, и мы все засмеялись. Мы спокойно двинулись назад вдоль полотна железной дороги, а стрельба позади нас сливалась в несмолкаемый гул. Несколько пеонов (pacificos), в высоких сомбреро, одеялах и белых бумажных блузах, стояли вдоль дороги, скрестив руки на груди и глядя в направлении города.
«Смотрите, друзья, — пошутил солдат. — Не стойте здесь, а то получите по шее».
Пеоны переглянулись, и слабая улыбка появилась на их лицах. «Ничего, сеньор, — сказал один, — мы всегда стоим здесь, когда идет бой…»
Я смертельно устал и еле держался на ногах от бессонницы, голода и ужасающей жары. Пройдя полмили, я оглянулся и увидел, что вражеская шрапнель бьет по деревьям чаще, чем когда-либо. Они, как видно, хорошо пристрелялись. И как раз в это время я заметил, что серая вереница пушек, погруженных на мулов, начала выползать из-за деревьев и в четырех или пяти направлениях продвигаться в тыл. Нашу артиллерию выбили с ее позиций, Я залег в тени большого куста мескито, чтобы отдохнуть. Тотчас же, почти мгновенно, изменился и тон ружейной перестрелки. Как будто половина винтовок вдруг смолкла. Одновременно затрубило двадцать труб. Вскочив, я увидел цепь скачущих всадников, мчащихся вверх по линии дороги и что-то кричащих. За ними проскакали еще большие группы их: они мчались туда, где железная дорога проходила рядом с деревьями, в направлении к городу. Кавалерийская атака была отбита. Сразу вся равнина покрылась людьми — на конях и пешком все бежали назад. Один бросил свою винтовку, другой — одеяло. Беглецов в пустыне становилось все больше и больше. Они подняли ужасную пыль. Вскоре все вокруг было заполнено ими. Как раз напротив меня из зарослей выскочил всадник с криком: «Федералисты наступают! К поездам! Они идут за нами по пятам!»
Вся армия конституционалистов обратилась в бегство. Я подобрал одеяло и пустился наутек. Немного дальше я наткнулся на брошенную пушку. Постромки были обрезаны, мулы убежали. Под ногами валялись ружья, патроны и дюжины серапе. Это было беспорядочное бегство. Выйдя на открытое место, я увидел впереди огромную толпу бегущих солдат, уже без оружия. Вдруг перед ними появились три всадника. Они размахивали оружием и кричали: «Назад! Никто не наступает. Назад, ради всего святого!» Двоих я не мог разглядеть. Третий был Вилья.
На милю дальше бегство было приостановлено. Мне навстречу стали попадаться возвращающиеся назад солдаты. Они шли уже спокойно, как люди, испугавшиеся неизвестной опасности и неожиданно освободившиеся от страха. Это сделал Вилья. Он умел так объяснять простым людям, что они с полуслова все понимали. Федералисты же, как всегда, не смогли воспользоваться удобным случаем и нанести конституционалистам сокрушительное поражение. Может быть, они боялись повторения ловушки, подобной той, что устроил Вилья в Мапуле, когда победоносные войска федералистов после первой атаки на Чиуауа бросились преследовать убегающую армию Вильи и были отброшены назад с тяжелыми потерями. Во всяком случае, они не появились. Люди начали возвращаться, рыская в мескитовых зарослях в поисках своих и чужих винтовок и одеял. Повсюду уже слышались крики и шутки.