Избранные произведения

Ломоносов Михаил Васильевич

(II, 42–44)

5

Ах! в коей я земли и в коем скроюсь море! Какое бедному прибежище осталось!

(II, 69–70)

6

«Я мщением грозил и огорчил словами; Отсюду вся беда: он стал искать мне смерти, Сомнительны слова в народе разглашал И злиться не престал, пока ему Калхант… Но что уж сказывать вам, случай неприятной, Что медлить, если вам все греки ненавистны. Довольно слышали, пора меня казнить. Атриды и Уликc весьма того хотят». Мы жадно спрашивать причин несчастья стали, Не зная хитрости и греческих обманов. Он снова свой притвор с боязнью начал так: «От Трои отступить

хотели часто греки И трудную войну неокончав оставить».

(11, 06-109)

7

Как ниву лютый огнь снедает в бурный вихрь Или когда, с горы стремясь, река течет, Терзает жатвы с поль, весенный труд волов, И лес стремглав валит, стоящий на бугре, Оцепенев, пастух не знает, что шумит.

(II, 304–308)

8

Он злато силой взял, убивши Полидора. Проклято лакомство, к чему ты не приводишь?

(III, 55–57)

9

Избавившись от бурь, пришли мы к островам, Стоящим посреде Ионических вод, Что греческий народ Строфадами зовет. Со злой Целеною в них гарпии живут. Противнее нигде чудовищ оных нет, Ни злейшей язвы ад на свет не испускал. Имеют женский зрак ужасные те птицы, И ногти острые, и смрадно гноем чрево, От гладу завсегда бледнеет их лице.

(III. 209–212; 214–218)

10

Он чуть сказать успел, уже с верьху горы Спускается к водам великая громада, Ужасный Полифем идет между овцами, Лишенный зрения и скверный изувер Несет рукою дуб, и тем дороги ищет. Зубами заскрыпел и с стоном в море вшел Едва во глубине до бедр достали волны.

(III, 655–659: 664–668)

11

Уже слух по градам быстро течет ливийским; Во всей подсолнечной сего зла злее нет. Проворна и бодра, растет в пути своем. Мала в рождении, и ходит боязливо, Но вскоре до небес главу свою возносит. Под каждым та пером имеет быстры очи, И уши, и уста, гласящи беспрестанно.

(IV, 173–177; 181–183)

12

Что делать ныне мне презренной от троян? Или уж мне просить нумидских женихов, Которых столько крат супружество отвергла? Или идти вослед за флотом илионским? И взять себе в закон изменников приказ, Которой все мои услуги позабыл? Но если погонюсь за дарданским пришельцем, То кто на гордый флот меня троянский примет? Еще ль не чувствуешь, коль лжив есть сей народ? И что? Или одной идти за оным вслед? Или с пуническим мне войском устремиться И паки изнурять в волнах народ сидонский, Которой чрез моря недавно привела? Не лучше ль умереть и жизнь мечем пресечь?

(IV, 534–547)

441

13

Уже, всходя, заря на землю сыплет блеск, Восстав с багряного Тритонова одра. Дидона на свету с высокого чертога Узрела, что уж флот отходит парусами И что на берегу матросов больше нет; Ударила рукой в свою прекрасну грудь И, волосы свои терзая, говорит: «О боже мой! Уйдет пришлец сей, насмеявшись? Или не хочет град за ним бежать в погоню? И карфагенской флот ограбить их судов? Расправьте парусы, с огнем гребите вслед. Но что я говорю? где я? и где мой разум? Тебя злой рок постиг, несчастлива Дидона! Тогда б то говорить, когда давала скиптр. Таков мне верен тот, что отческих богов И в старости отца из пламени исхитил. Не можно ль было мне терзать его на части? Убить товарищей и сына умертвить, И члены бы его отцу во пищу дать? Но счастье на бою сомнительно. Да пусть бы. Кто хочет умереть, кого ему бояться? Сожечь

было весь флот, и сына и отца Тем жаром истребить, и вдруг саму себя Истнила и сама поверглась бы на них. О солнце, что на всю вселенную взираешь, И знающая всю тоску мою, Юнона, Прозерпина, и вы, о мстящие фурии И боги умереть желающей Дидоны! Внемлите и мою услышите мольбу. Когда Зевес судил, чтоб лютый сей злодей Достигнул до земли и до брегов гесперских, Что рок так положил и пременить не можно, То пусть хотя его жестока мучит брань; Изгнан и отлучен от сына своего, Пусть просит помощи, зря злую смерть другов. И как уж заключит поносный мир с врагами, То пусть тогда, своим не насладився царством, Не видев радости, безвременно падет И будет посреди песку непогребен. Сего прошу и дух мой с кровью проливаю.

(VI, 584–621)

14

Иные на горы катают тяжки камни, Иные к колесу привязаны висят. Тезей сидит, к горе прикован раскаленной, И будет век сидеть. Флегей в гееннском мраке Ревет и жалостно других увещевает: «Вы, сильны на земли, на казнь мою взирайте, Судите праведно и бога почитайте».

(VI, 616–620)

15

Засватает тебя, Беллона, о девица! Приданым будет кровь троянска и рутульска.

(VII, 318–319)

16

Что? разве ты понес, о Турн, труды вотще? Уступишь ты свой скиптр троянским беглецам? Латин уж не тебе, но им отдать намерен Лавинию свою, придано и наследство, Что всё ты заслужил сам кровию своей.

(VII, 421–425)

17

Меня, меня, я здесь, мечем своим пронзите.

(IX, 427)

18

Не стыдно ли уж вам сидеть в осаде снова И смерти ждать в стенах? вы двожды взяты в Трое, Улисса нет у нас, у нас Атридов нет. Жестокой наш народ от роскошей бежит. Мы хладною водой младенцов укрепляем, Подрослые в лесах всегда зверей гоняют. Но вас багряная одежда украшает; Вы любите плясать и в роскошь отдаваться.

443

Подите по горам Диндимским за свирельми: Венера вас зовет тимпаном и трубами; Оружие свое мужчинам, нам, отдайте!

(IX, 598–620)

19

Вот, троянин, поля, что ты искал войною, И вот Гесперия. Измерь, лежа убитый.

(XII, 359–360)

Эклоги^*

1

Гоняет волка лев, а волк гоняет козу, Коза гоняется за мягкою травою.

(II, 63–64)

2

Волы несут домой повешенные плуги.

(II, 66)

3

Скажи, в каких землях, то будешь ты мне Феб, Не больше трех локтей открыты небеса. Где именем царей украшены цветы? Как скажешь, то владей Филлидою один.

(III, 104–107)

4

Небесной красоте дивится чистый Дафнис, И видит облаки и звезды под ногами.

(V, 50–57)

5

Обводит дерзкого корой сестр Фаэтона, И ольхи на земли высокие рождает.

(VI, 62–63)

Георгики^*

1

В той маленькой плоти великий дух имеют.

(IV, 83)

2

Печальную любовь на лире услаждая, Тебя, сладчайший муж, тебя един на бреге, Тебя в начале дня, тебя пел в позный вечер.

(IV, 464–466)