Избранные произведения
Шрифт:
Приди же, о печальный и прекрасный,
Мы будем на твоем пути безгласны».
Но был Юсуф к подобной лести глух,
Он отвратил от мамки взор и слух.
Явилась Зулейха, и на колени
Она пред ним склонилась для молений:
«О, выслушать меня ты соизволь,
Моей души отрада, свет и боль!
Надежду я лелеяла вначале,
Познала срам и стыд из-за тебя,
Весь мир меня бранит из-за тебя.
Что ж, свыклась я с твоим высокомерьем,
С твоим ко мне презреньем, недоверьем.
Но ты меня, в чьем сердце скорбь и хворь,
Пред женами Египта не позорь!
Осыпь меня своих речений солью —
На миг расстанусь я с душевной болью.
Поверь мне, я чиста, а не хитра,
Иль мало сделала тебе добра?»
Внимая речи пылкой и искусной,
Согласье дал Юсуф с улыбкой грустной
Пред женами египетских вельмож
Предстать, чтоб видели, как он пригож.
Она взвилась, как ветер исступленный,
Одела юношу в наряд зеленый
И распустила смоль его кудрей, —
Сравни их с амброй влажною скорей,
О нет, скажи: то, мускуса чернее,
Темнеют на траве зеленой змеи!
Роскошный пояс тонкий стан облек,
Чья середина точно волосок:
Дивлюсь, что не сломался он в то время,
Познав жемчужин и рубинов бремя!
На голове — опасный для сердец
Усыпанный каменьями венец.
Сандалии рубинами блистали,
Из ниток жемчуга — ремни сандалий.
Чтоб жены запылали горячо,
Был переброшен плащ через плечо.
В руке его — кувшин для возлияний,
За ним как тень — невольница в тюрбане,
Она с Юсуфа не спускала глаз,
Держа серебряный широкий таз.
Но замолчу: известно ведь заране,
Что был он выше всяких описаний!
Из комнаты он вышел потайной,
Он садом был, он юной был весной,
И вздрогнули египетские жены,
Увидев сад, любовью орошенный!
Они
Поводья воли выронив из рук.
Душа у каждой вырвалась из тела
И, видно, возвратиться не хотела!
И нож, и апельсин в руках держа,
Не чувствовали остроты ножа,
Нет, не плоды, а собственные руки
Все стали резать в сладострастной муке!
У этих пальцы — перья, что в крови,
Как будто пишут летопись любви.
Перу вступать с ножом в борьбу опасно,
Оно лишь кровь свою прольет напрасно.
У тех ладони — глубже звездных книг,
Черты судьбы читаются на них.
Но звезды, вот беда, в крови сокрыты,
Иль, может, вышли за свои орбиты...
Увидев сотворенного для нег,
Все закричали: «То не человек,
Он — не как мы, не из воды и глины,
То серафим, небесный дух невинный!»
А Зулейха: «Он тот, кого люблю,
Из-за кого обиды я терплю.
Тому виною нежный стан высокий,
Что вы низвергли на меня упреки.
Я, чья душа была в огне, в крови,
Ему призналась первая в любви,
Но не вернул он мне покой и разум,
Ответил на мою любовь отказом.
Но, если он желанью моему
Не подчинится, попадет в тюрьму.
Пускай заставит мрачная темница
Надменного невольника смириться.
Быть может, он смягчит свой гордый нрав,
Тюремные лишения познав.
Он выйдет прирученным из темницы:
Ведь клетка надобна для дикой птицы!»
Из этих жен, что ранили себя,
Рассудок, сердце, душу погуби,
Одна из-за любви к Юсуфу страстной
Скончалась смертью грешной, но прекрасной.
Других безумья одолела тьма,
Они из-за него сошли с ума,
На площади явились пред толпою,
Босые, с обнаженной головою.
Сдружились третьи с болью и тоской,
Увы, навек утратили покой.
Их опьянил Юсуф, и жены эти,