Избранные произведения

Джами Абдуррахман

Петь Саламана беден мой язык,

Когда он дивной зрелости достиг.

Он — кипарис, величие обретший,

Сад утонченности, весной расцветший.

Сперва он был незрелым, но, когда

Настало время зрелости плода,

Абсаль его всем сердцем возжелала,

К запретному плоду стремиться стала.

Но плод

на верхней ветке вырастал,

Ее аркан плода не доставал.

И начала она — хитро и смело —

Свою красу подчеркивать умело.

То завитки, как мускусную мглу,

Распустит по лилейному челу,

То, темный волос разделив пробором,

Украсится невиданным убором,

То черной басмой в горнице своей

Наложит тетиву на лук бровей,

То подведет глаза свои сурьмою,

Неся смятенье миру и покою.

Ланитам придавала блеск румян,

Чтоб утерял терпенье Саламан.

И родинку искусно подводила,

И птицу сердца родинкой манила.

Всегда смеялась, весело шутя,

Зубов прекрасных жемчугом блестя.

То рукава повыше закатает,

Мол, дело делать ей рукав мешает,

То бегает проворно, хлопоча,

Браслетами-хальхалями бренча,

Чтобы от их колдующего звона

Ему постыли царство и корона.

Все дни она — заманчиво мила —

Перед глазами у него была.

Ведь женской прелести очарованье

Через глаза рождает в нас желанье.

РАССКАЗ О ЗУЛЕЙХЕ, СДЕЛАВШЕЙ НА СТЕНАХ СВОЕГО ДВОРЦА ИЗОБРАЖЕНИЯ СВОЕГО ЛИЦА, ЧТОБЫ ЮСУФ, КУДА НИ ПОСМОТРЕЛ, УВИДЕЛ ЕЕ ЛИЦО И ПОЧУВСТВОВАЛ К НЕЙ ВЛЕЧЕНИЕ

Для Зулейхи построен был дворец

Белей суфийских искренних сердец.

Резьбою там не украшали стены,

Зеркальной чистотой блистали стены.

Художника она велела звать

И облик свой на стенах написать.

И стены зал — на всем их протяженье

Покрыли сплошь ее изображенья.

Тогда она Юсуфа позвала,

Чадру с лица красивого сняла.

Он взглядом от соблазна отвращался,

Но всюду вновь с лицом ее встречался.

От прелести ее и от речей

Возникло у него влеченье к ней.

Решил исполнить он ее желанье

И с нею утолить свое желанье.

Но разум доводы ему явил

И в чистоте душевной утвердил.

Юсуф желаемого не коснулся,

Ушел до срока — и не оглянулся.

УЛОВКИ АБСАЛЬ ДЕЙСТВУЮТ НА САЛАМАНА, И ОН НАЧИНАЕТ ОЩУЩАТЬ СКЛОННОСТЬ К НЕЙ

И Саламан — хоть он и скромен был,

Хоть в помыслах он чистоту хранил —

Почувствовал: он взглядом в сердце ранен,

Косою мускусною заарканен.

Он чувствовал: сломил терпенье в нем

Изогнутых бровей ее излом.

Стал горек мед от смеха уст медовых,

И потерял он сон в ее оковах.

Он неотступно в тишине ночной

Ее воображал перед собой.

Он перед этой родинкою черной

Погибнуть был готов душой покорной.

От беспокойных локонов ее

Он потерял спокойствие свое.

Так, молча, страстью он воспламенялся,

Но в глубине душевной устрашался.

«Не дай, господь! — молился он в тиши. —

Ведь это гибель для моей души!

Люблю... Но, с ней любви вкусив, я знаю,

Величие и сан я потеряю.

Ведь счастье, что пройдет в конце концов,

Не кыбла для надежды мудрецов».

РАССКАЗ О СЛЕПОЙ ВОРОНЕ НА БЕРЕГУ СОЛЕНОГО МОРЯ, КОТОРОЙ ЦАПЛЯ ПРЕДЛАГАЛА ПРЕСНУЮ ВОДУ, НО ТА НЕ ПРИНЯЛА ЕЕ

Ворона стала слепнуть и от горя

Решила доживать свой век у моря;

Морскую воду горькую пила

И к той воде привычку обрела.

Однажды к морю прилетела цапля,

Как с облаков добра участья капля.

И над вороной сжалилась она,

Что ей вода морская солона.

Сказала цапля: «Ты не брезгуй мною,

Я пресной напою тебя водою!

Ведь про запас имеется всегда