Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16

Кронин Арчибальд Джозеф

– Не следовало этого делать, Фрэнк, – пробормотала она, легко пожимая его руку.

Им владело все то же чувство отрешенности. Он ли сейчас здесь, с Анной, ощущает теплую нежность ее губ, мягкий жар ее тела, такого податливого под плотной одеждой? Он снова поцеловал ее, и она ответила на поцелуй.

– Знаешь, Фрэнк, – прошептала она, словно грезила, – мы на самом деле не отвечаем за это. Нас уже во многом обвинили, нас в это втянули. Ты понимаешь это не хуже меня.

Это был тонкий ход, и Фрэнк, во власти внезапного порыва, поддался провокации. Он пристально взглянул на Анну: да, именно это она и имела в виду. Он

ничего плохого не совершил, абсолютно ничего. И все же с того момента, как Анна вошла в дом, их обоих неотвратимо, с какой-то роковой силой втянули во все это. И «все это» было делом рук Люси.

– Тебя, кажется, – запинаясь, произнес он, – не очень это волнует.

Его рассудок, казалось, был затуманен испарениями ночи, он едва понимал, что говорит.

– Ты удивишься, – прошептала она, медленно поворачиваясь к нему, – удивишься, когда дойдет до дела.

Ее влажные губы приблизились к его губам, в глазах с расширившимися зрачками замелькали беспокойные искорки.

Некоторых событий невозможно избежать. Избежать этого случая у Фрэнка не было охоты. По его жилам пробежал огонь желания, и он резко наклонился к Анне. Ее голова сразу откинулась назад, и, обхватив его руками, она легла на мягкий податливый песок.

– Почему тебе это раньше не приходило в голову? – прошептала она, задыхаясь, и, не противясь, закрыла глаза…

Тихо плескался невидимый прибой, потом в ночи похолодало, туман превратился в морось. Наконец она молча освободилась, чуть дрожа. Он сел, в угрюмом замешательстве глядя на море. Итак, это все-таки случилось. Он едва понимал, как это могло произойти, и теперь чувствовал себя глупо и неловко. Несколько минут они молчали.

– Что ж, – наконец пробормотала она, – нам, пожалуй, пора. – Когда они поднялись, она сжала его руку со словами: – А ты кавалер что надо, Фрэнк.

Он ничего не ответил, и они, увязая в песке, вернулись на променад. На этот раз она взяла его под руку.

– Пусть тебя это не беспокоит, – сказала она своим сочувственно-ироничным тоном. – Нет никого мудрее тебя. А я – я не из тех, кто вешается мужчине на шею. Завтра уеду.

Ее слова вызвали у него нечто вроде меланхоличной благодарности, и он был рад, что она уезжает.

– Когда… и на чем ты поедешь? – тихо, с запинкой, спросил он.

– Переправлюсь через залив на вашем «Орле». «Ратлин» отходит в четыре пополудни.

Фрэнк сразу почувствовал себя сконфуженным и подавленным, более беспомощным, чем обычно. Мысленно он досадовал на себя.

– Не очень-то это справедливо, – с тревогой в голосе пробурчал он. – Если хочешь, я провожу тебя.

– Что ж, ты очень любезен, Фрэнк, – довольным голосом произнесла она. – Проводи меня на ту сторону. И потом ты меня больше не увидишь.

Они шагали по променаду в сторону города. На полпути Анна вдруг остановилась.

– Дальше не ходи, – сказала она, словно прочитав его мысли. – Но завтра зайди за мной в «Крэйг».

Потом быстрым движением она коснулась губами его холодной щеки, развернулась и ушла.

Он постоял без движения – странная одинокая фигура в тумане, – потом тоже повернулся и пошел прочь. И опять он в отчаянии спрашивал себя, как такое могло случиться. Он не думал об этом и не желал этого. Если бы Люси не мучила его подозрениями, не третировала его, если бы не выгнала Анну, заставив его выскочить из дому в такой час, то этой встречи наверняка

не произошло бы, просто не могло произойти.

Фрэнк брел, ссутулившись, чувствуя запоздалое отвращение к себе и размышляя о том, как, вернувшись домой, встретится с женой. Ясное дело, ему открыт лишь один путь. Он должен притвориться, что у него по-прежнему плохое настроение, изобразить праведный гнев, который уже утих, и немедленно отправиться в свободную комнату, где он иногда спал. Завтра он проводит Анну через залив до парохода. Затем сотрет из памяти всю эту злосчастную историю и начнет с чистого листа. Да, он это сделает. Однако на его лице появилось выражение насмешливой досады, стоило ему припомнить, как он с раздражением говорил: «Не хочу ее видеть в своем доме». А теперь… Невероятно, что из всего этого вышло.

Когда он свернул с променада и на пустынной улице гулко зазвучали его шаги, неожиданно из серой пелены, висящей над водой, донесся низкий, но при этом пронзительный гудок проходящего судна.

Глава 12

На следующий день Люси проснулась позже обычного. И снова она спала плохо – сквозь прерывистый сон беспокойной вереницей, медленно, подобно туману, обволакивающему безучастные деревья за окном, тянулись искаженные призраки несчастья. Потом, ближе к утру, словно под тяжестью невидимой руки, она снова провалилась в оцепенелую дремоту, очнувшись от которой со звоном в ушах мучительно припомнила обстоятельства возвращения Фрэнка прошлой ночью. Не сказав ни слова и не взглянув на жену, он угрюмо метнулся в свободную комнату, потом она услышала, как в замке с приглушенным щелчком поворачивается ключ. Вспомнив это, Люси поморщилась. Ведь она так ждала Фрэнка; всем сердцем, всей душой хотела принять его! Какой жестокий удар для нее!

Но ее намерения были ясны. Она любит его – только она понимает всю силу этой любви – и теперь, как всегда, защитит его, защитит от него самого. Как часто она сталкивалась с этой капризной переменчивостью его натуры, этим упрямством и слабоволием, которые могла побороть только она. «Бедный Фрэнк… – привычно думала Люси, и слезы застилали ее взор. – Он злейший враг самому себе». Да, сотни раз в прошлом Люси призывала свою любовь, свою решимость, свою стойкость, чтобы спасти его от своенравной беззаботности – проклятия и одновременно очарования его характера. И никогда не делала этого с большей целеустремленностью, чем в последние две недели. Даже затянувшиеся неурядицы этих дней не поколебали ее волю.

В самом деле, какие бедствия могли бы случиться, не поступи она столь решительно? Не важно, что поначалу ее подозрения были смутными и неопределенными – разве у нее нет интуиции, преданности, прирожденного благоразумия, которые направляют ее? Но главное, любовь – именно любовь к мужу была пробным камнем для Люси, давала силу, согревала, открывала ей глаза на самую суть затруднительной ситуации. И превыше всего разве не желала Люси его блага, их общего блага, совместного счастья у домашнего очага? У нее не было желания доминировать, и она не допустила бы, чтобы ее идеализм навредил их отношениям. И все же она должна руководить Фрэнком. Любя его со всеми недостатками, видя в его натуре дополнение к своим качествам, она не могла позволить их счастью улетучиться. Было бы безумием стоять в стороне и спокойно наблюдать, как рушится их благополучие.