Избранные сочинения Том I

Бакунин Михаил Александрович

Мы назвали Бисмарка прямым политиком Фридриха II. Первый, как и последний, прежде всего верит в силу, а потом в ум, располагающий ею и нередко удесятиряющий ее. Будучи вполне государственным человеком, он как и Фридрих Великий, не верит ни в бога, ни в чорта, ни в человечество, ни даже в дворянство, — все это для него только средства. Для достижения государственной цели он не останавливается ни перед божескими, ни перед человеческими законами. В политике он не признает нравственности; подлость и преступление только тогда безнравственны, когда они не увенчались успехом. Более Фридриха холодный и бесстрастный, он бесцеремонен и дерзок, как он. Дворянин, выдвинувшийся благодаря дворянской партии, он душит ее систематически в виду государственной пользы, мало того, ругается над ней также, как прежде ругался над либералами, прогрессистами, демократами. В сущности, он ругается над всем и всеми, исключая, императора, без

расположения которого он не мог бы ничего предпринять и сделать. Хотя быть может в тайне, с своими друзьями, если таковые есть, он ругается и над ним.

Чтобы вполне оценить все сделанное Бисмарком, надо вспомнить кем он окружен [26] . Король, человек недалекий, богословско-фельдфебельского воспитания, окружен аристократически клерикального партиею, прямо враждебною Бисмарку, так что последний каждую новую меру, каждый новый шаг берет с бою, Такая домашняя борьба отнимает у него по крайней мере половину времени, ума, энергии и конечно страшно задерживает, мешает, парализует его деятельность, что отчасти хорошо для него, ибо не дает ему возможности зарваться в предприятиях, как зарвался знаменитейший самодур Наполеон I, бывший не глупее Бисмарка.

26

Вот анекдот, почерпнутый нами из верного и прямого источника и характеризующий Бисмарка. Кто не слыхал о Шурце, одном из самых красных немецких революционеров 1848 г. и освободителе из крепости псевдо-революционера Кинкеля. Шурц, приняв последнего за серьезного революционера, хотя он в сущности в политике не стоит гроша, с опасностью для собственной свободы, победив смело и остроумно огромные затруднения, освободил его, а сам бежал в Америку. Как чело-век умный, способный, энергичный, что уважается в Америке, он скоро сделался там главою немецкой многомиллионной партии. Во время последней войны, он в северной армии дослужился до генерала (раньше он был уже выбран сенатором). После войны Соединенные Штаты послали его чрезвычайным послом в Испанию. Он воспользовался этим и посетил южную Германию, но не Пруссию, где висел над ним смертный приговор за освобождение Кинкеля. Когда Бисмарк узнал о пребывании его в Германии и желая расположить к себе такого влиятельного человека между немцами Америки, пригласил его в Берлин причем велел ему передать: «для людей, как Шурц законы не писаны". По приезде Шурца в Берлин, Бисмарк дал ему обед на который пригласил всех товарищей министров После обеда, когда все удалились и Шурц остался один с Бисмарком для интимного разговора, последний ему сказал: „Вы видели и слышали моих товарищей; с такими то ослами мне суждено управлять и создавать Германию".

Публичная деятельность Бисмарка началась в 1847 г., когда он явился главою самой крайней дворянской партии в соединенном представительном собрании. В 1848 г. он был от'явленным врагом франкфуртского парламента и обше-германской конституции и страстным союзником России и Австрии, т. е. внутренней и внешней реакции. В таком духе он принимал самое деятельное участие в ультра-реакционном листке „Kjeuzzeitung", основанном в этом году и существующим поныне. Разумеется, он был горячим защитником министерств Бранденбурга и Мантейфеля, следовательно резолюций конференции в Ольмюце. С 1851 г. он был посланником при германском союзе во Франкфурте. В это-то время он коренным образом изменил свое отношение к Австрии. «У меня, как повязка упала с глаз, когда я присмотрелся к ее политике», говорил он своим друзьям. Тут только он понял, как Австрия враждебна Пруссии и из горячего защитника сделался ее непримиримым врагом. С этого момента, уничтожение всякого влияния Австрии на Германию и исключение ее из последней стало постоянною и любимою его мыслью.

При этих условиях он встретился с прусским принцом Вильгельмом, который после конференции в Ольмюце возненавидел Австрию также, как революцию. Лишь только Вильгельм стал регентом, он тотчас обратил внимание на Бисмарка и сначала назначил его послом в Россию, потом во Францию и наконец, своим первым министром.

Во время посольства Бисмарк довел свою программу до зрелости. В Париже он взял несколько драгоценных уроков в государственным мошенничестве у самого Наполеона III, который, видя ревностного и способного слушателя, открыл свою душу и сделал несколько прозрачных намеков о необходимой переделке карты Европы, требуя для себя рейнской границы и Бельгии, а остальную Германию предоставлял Пруссии. Результаты этих переговоров известны: ученик провел учителя.

При вступлении министерство Бисмарк сказал речь, в которой изложил свою программу: „Границы Пруссии тесны и неудобны для первоклассного государства.

Для завоевания новых границ необходимо расширить и усовершенствовать военную организацию. Нужно приготовиться к предостоящей борьбе, а в ожидании этого собирать и умножать свои силы. Вся ошибка в 1848 г. состояла в том, что хотели соединить Германию в одно государство путем народных учреждений. Великие государственные вопросы решаются не правом, а силою, сила всегда предшествует праву».

За последнее выражение не мало доставалось Бисмарку от либералов Германии с 1862 по 1866 г, С 1866 г., т. е. после побед над Австриею и в особенности после 1870 г., т. е. поражения Франции, все эти упреки обратились в восторженные дифирамбы.

Бисмарк, с обычною смелостью, свойственною ему циничностью и презрительною откровенностью, в этих словах высказал всю суть политической истории народов, всю тайну государственной мудрости. Постоянное преобладание и торжество силы — вот настоящая суть; все же, что на политическом языке называется правом, есть только освящение факта, созданного силою. Ясно, народные массы, жаждущие освобождения, не могут ожидать его от теоретического торжества отвлеченного права, они должны силою завоевать свободу, для чего должны организировать, вне государства и против него, свои стихийные силы.

Немцы, как мы уже говорили, хотели не свободы, а сильного государства; Бисмарк понимал это и с прусскою бюрократией и военной силой чувствовал себя способным достичь этого, поэтому он смело и твердо пошел к цели, не обращая внимания ни на какие права, ни на жестокую полемику и нападения на него либералов и демократов. Он, вопреки предшествовавшим правителям верил, что и те и другие, по достижении цели, будут его страстными союзники.

Король-фельдфебель и Бисмарк-политик желали усиления войска, для чего нужны новые налоги и займы. Палата народных представителей, от которой зависело утверждение новых налогов и займов отказывала в этом постоянно, вследствие чего ее несколько раз распускали. В другой стране такое столкновение могло бы вызвать политическую революцию, в Пруссии же нет, и Бисмарк это понимал, а поэтому, не смотря на отказы, он брал нужныя суммы везде, где мог, путем займов и налогов. Палата же со своими отказами обратилась в посмешище если не Германии, то Европы.

Бисмарк не ошибся. Достигнув цели, он стал идолом и либералов и демократов.

Никогда и ни в какой стране, быть может, не было такого быстрого и такого полного переворота в направлении умов, какое обнаружилось в Германии между 1864, 1866 и 1870 годами. До самой австро-прусской войны с Данией, Бисмарк был самым непопулярным человеком в Германии. Во время этой войны, и особенно по окончании ее, он обнаружил самое глубокое презрение ко всем правам народным и государственным. Известно, как бесцеремонно Пруссия и увлеченная, ею глупая Австрия выгнали из Шлезвига и Голштейна саксонско-ганноверский корпус, занимавший эти провинции по приказанию германского союза; как нагло Бисмарк делил с обманутою им Австриею завоеванные провинции и как кончил об'явлением всех их исключительною добычею Пруссии.

Можно предположить, что такое поведение возбудит сильное негодование всех честных свободолюбивых и справедливых немцев. Напротив, именно с этого момента начала рости популярность Бисмарка, — немцы почувствовали над собою государственно патриотический разум и сильную правительственную власть. Война 1866 года только усилила значение его. Быстрый поход в Богемию, напоминавший походы Наполеона I, ряд блестящих побед, низложивших Австрию, триумфальное шествие по Германии, разграбление неприятельских местностей, обявление Ганновера, Гессен-Касселя и Франкфурта военною добычею, образование северо-германского союза под покровительством будущего императора — факты, приведшие в восторг немцев. Вожди прусской оппозиции, Вирховы, Шульце-Деличи и т. д. вдруг замолкли, об'явив себя нравственно побежденными. Осталась в оппозиции самая небольшая группа с благородным старцем Якоби во главе и которая примкнула к „народной партии", образовавшейся на юге Германии после 1866 года.

По договору, заключенному победоносной Пруссией с уничтоженной Австрией, старый германский союз уничтожен, на место его образовался северный германский союз под предводительством Пруссии; Австрии же, Баварии, Биртембергу и Бадену предоставлено образовать южный союз.

Барон Бейст, австрийский министр, назначенный после войны, понимая важное значение образования такого союза, устремил все свои усилия на это, но внутренние неразрешимые вопросы и громадные препятствия со стороны именно тех держав, для которых был важен союз, помешали ему. Бисмарк надул всех: и Россию и Францию, и немецких государей, для которых было важно образование союза, который бы не допустил Пруссию до ее настоящего положения.